Всю до капли.
– Я выхожу в отставку.
– Что-что ты делаешь?.. – нахмурился Гаштардарон.
– Слагаю с себя чин вексиллария, – повторил Тасварксезен. – Сдаю знамя. Устраивай чемпионат за титул.
– Прямо сейчас?.. Когда мы ведем войну?
– А ты посмотри на меня, Рыцарь. Просто посмотри.
Гаштардарон уже видел. Тасварксезен, возможно, сильнейший из вексиллариев, превратился в развалину. Предсмертное проклятье смертного мага выжгло ему нутро. Алые глаза поблекли, аура потускнела, шпага перестала светиться.
О, он восстановится. Даже такую травму гохеррим со временем исцелит. Но пройдут многие годы, прежде чем непобедимый Тасварксезен снова станет непобедимым.
А в легионах очень скоро пронюхают, что сейчас его достаточно толкнуть посильнее. И желающие бросить вызов тоже найдутся очень скоро. Новые вексилларии чаще всего так и появляются – когда старый получает тяжелую рану, и кто-то его добивает.
– Мне следовало бы осудить тебя за трусость, – хмуро произнес Гаштардарон. – Но ты много тысяч лет был лучшим, и не мне тебя осуждать. Просто сдай знамя и возвращайся в Паргорон.
Тасварксезен с облегчением кивнул. Он опасался, что Гаштардарон не позволит ему выйти в отставку. Это не запрещено, любой гохеррим может покинуть легион когда пожелает, но вексилларии делают это редко… очень редко… Тасварксезен вообще не помнил таких случаев – а ведь он один из самых старых.
– Янгфанхофен, ты каждый раз танцуешь вокруг того факта, что Тасварксезен – единственный вексилларий, который вышел в отставку, – заметил Бельзедор. – Мол, были, были еще какие-то случаи, конечно, просто редко и никто их не помнит… Почему ты этого так избегаешь?
– Потому что ему стыдно признавать, что если вексиллария сильно ранят, его тут же разрывают в клочья собственные легионеры, – угрюмо сказал Дегатти. Он все еще не отошел от описания гибели Каана и Кланца. – Не хочет признавать, что не такие уж они благородные воители.
Янгфанхофен ничего не ответил.
Гаштардарон дал Тасварксезену уйти непобежденным. Старик это заслужил. Он в одиночку провел Третье Вторжение, а до того за ним было еще множество побед и удачных кампаний. Он принес Паргорону немало славы и душ… и наверняка сам тоже немало скопил на счету. Долю вексиллария он отдаст после отставки, но останется довольно, чтобы спокойно зализывать раны в своем поместье.
А с чемпионатом за титул успеется. После войны их придется проводить как минимум пять. Четыре вексиллария пали на Парифате, и с ними почти пять тысяч рядовых гохерримов.
Что же до низших демонов… их погибло бессчетно.
Конечно, они очень быстро снова расплодятся, выжившие соберут все сливки, а душевая прибыль с лихвой покроет потери. И все же уход Тасварксезена прозвучал для Гаштардарона похоронным колоколом. Как будто бурная вечеринка подходит к завершению. Блюда еще на столе, и пары кружатся в вальсе – но солнце восходит, и гости начали расходиться.
На Парифате их осталось только двое, демолордов. Он сам и Таштарагис. Глем Божана покалечили еще в прошлом году, Кхатаркаданна сегодня изгнали безвозвратно, а Мараул… Мараул перестал выходить на связь. В Паргорон он не вернулся, но его счет не освободился, так что он либо сбежал, что сомнительно, либо был взят в плен.
И тем не менее, война еще не проиграна. Потери серьезные, конечно, но смертные пострадали гораздо сильнее. Кампанию все еще можно спасти, если разыскать Мараула и получить подкрепление.
– Гламмгольдриг! – воззвал Гаштардарон, прорвав Кромку.
– АУ?.. – раздался чавкающий звук. Желудок Древнейшего, как обычно, что-то жрал.