Значит, авария, уже хоть что-то проясняется.
Так, стоп. Какого алкоголя? Я вообще не пью, об этом знают все мои знакомые. И это не преувеличение, я не могу позволить себе даже глотка по праздникам, поскольку те лекарства, что я вынуждена принимать с детства, совершенно не совместимы с алкоголем. Даже конфетку с ромом съесть нельзя.
— Это какая-то ошибка, сэр… Гайл, — я с трудом выдавливаю из себя имя этого Альфы. — Мне категорически нельзя алкоголь, он не совместим с препаратом, который я принимаю. У меня нейрофибриллярные клубки из-за мутации тау-белка.
Я замечаю, как глаза Альфы округляются, а потом он хмурится, будто я сказала что-то глупое.
— И какой же препарат вы принимаете? — Альфа что-то снова отмечает в планшете.
— Веротаксацил.
Взгляд альфы резко взметает ко мне, оторвавшись от экрана.
— Как долго вы его принимаете? И в каких дозах?
Тут уже я вынуждена нахмуриться, потому что ни разу еще мой диагноз не вызывал такого интереса. В муниципальных бета-больницах порой даже не слышали о такой болезни и старались пропустить информацию мимо ушей. Впрочем, я была нечастым посетителем подобных учреждений, к счастью. Да и был у родителей знакомый врач, который меня с юности наблюдал. Даже после их смерти.
— С четырнадцати лет, по 500 мг. Сэр Гайл, понимаете, я не могла добровольно выпить алкоголь, не представляю, как так вышло. Я была с подругами в кафе, возможно, кто-то посторонний подмешал. Правда, не знаю с каким умыслом.
— Мне тоже интересно. Нужно будет сдать еще раз кровь на анализ.
— Конечно, думаете, из-за алкоголя мне угрожает опасность?
— Нет, в любом случае вы можете довериться моему опыту и профессионализму. Отдыхайте, я пришлю к вам медсестру.
Когда Альфа уже открывает дверь, чтобы выйти из палаты, я внезапно вспоминаю его слова и спрашиваю:
— Сэр Гайл. Вы сказали, я попала в аварию. Надеюсь, больше никто не пострадал?
Врач как-то странно смотрит на меня, и я напрягаюсь в ожидании ответа. Его молчание заставляет меня испугаться. Неужели я совершила что-то ужасное и совершенно этого не помню? Тогда бы мне точно хотелось знать всю правду.
— О других пострадавших мне ничего не известно.
Альфа выходит из палаты, и от облегчения я падаю обратно на подушку, даже несмотря на то, что неуверенный голос врача меня немного насторожил. Теперь можно хоть немного расслабиться, думать о чем-то плохом очень не хочется. Когда придет медсестра, нужно попросить у нее позвонить, нужно сообщить Женьке и деду, что я жива. От мысли, что я заставила своих близких переживать за меня, неприятно скручивает внутренности.
Никогда я не позволяла себе подобного — вот так пропадать без предупреждения. И если деду я сказала, что могу остаться ночевать у подруги, то Женька была в курсе, что я поехала домой. Страшно представить, что сейчас творится у меня дома.
Знаю я подругу, она уже, скорее всего, обзвонила все больницы и морги в нашем бета-секторе. Но вот только вряд ли она додумается звонить по Альфа-сектору. А я определенно оказалась именно в нем. Почему?
У меня ведь были документы, там указан мой статус. Почему меня привезли сюда?
Я снова пытаюсь воскресить в памяти события вечера, но ничего. Одна чернота и головная боль. А еще тошнота… Очень сильная.
Только я думаю, что хорошо бы доковылять до туалета от греха подальше, как дверь без стука снова открывается и в палату входит мужчина в полицейской форме.
3. 3
Я не знаю, сколько проплакала, прежде чем в палату пришла медсестра, чтобы снова поставить мне капельницу. Я уже не вникаю во все то, что происходит вокруг.