– Привет.

– Доброе утро.

С растрепанными волосами, скрученными в тугой пучок, в футболке и болтающихся на бедрах штанах, Ника колдует у плиты.

– Блинчики?

– И омлет. Да.

– Не помню, чтобы в холодильнике были яйца и молоко.

– Я сбегала в магазин, пока вы спали.

Отчитывается Вероника, не отвлекаясь от сковороды, на которой подрумянивается золотистое ажурное солнце, а я невольно залипаю на этой картине.

Без грамма косметики на лице Ника выглядит по-детски просто. Это, наверное, и называется естественная красота. Она не ослепляет и не отправляет в нокаут, но от нее по какой-то необъяснимой причине очень тепло.

Как от пушистого пледа в непогоду. Или от бабушкиного вязаного свитера с оленями. Или от маминого липового чая с медом.

Зависнув на этих сравнениях, я гулко сглатываю вязкую слюну, наполнившую рот, и не сразу замечаю, что мы с Вероникой больше не одни. В реальность меня возвращает выразительное покашливание.

– Доброе утро.

Здоровается успевшая навести марафет Диляра и преодолевает разделяющее нас расстояние, целуя меня в щеку. Ника же суетливо перекладывает последний блинчик на тарелку и торопится ретироваться.

– Пойду разбужу Соню.

Удаляется она, едва касаясь носками пола, а Диля обвивает меня руками за шею и требовательно смотрит мне в глаза, высоко вздернув подбородок.

– Гордей, а давай мы позавтракаем, и ты вызовешь Веронике такси. Необязательно переться с утра-пораньше в такую даль вместе с ними.

Что-то жесткое проскальзывает в ее интонациях, а меня от всех этих манипуляций вдруг закрывает.

– Как ты себе это представляешь, Диляра? Ника с Соней у нас в гостях. Нужно закупиться продуктами, выбрать елку. Ты же не думаешь, что девочки потащат все это сами?

– Я не узнаю тебя, Гордей. Это наша жизнь. Наш праздник. А ты переживаешь о комфорте людей, которых не видел бог знает сколько. А как же я?

– Не будь эгоисткой.

Продолжая кипеть, давлю я намеренно и ловлю опасный отблеск в Диляриных омутах. Или это бушует фантазия, и мне все привиделось?

– Извини, ты прав. Просто весь год мы очень много работали, и я надеялась наверстать упущенное и провести выходные с тобой. Поэтому немного расстроилась.

Почувствовав, что я балансирую на тонкой грани, Диля дает заднюю и принимается покладисто вытирать столовые приборы. То ли надевает уместную по случаю благожелательную маску, то ли смирилась с тем, что мое решение не подлежит обсуждению, и не держит ни на кого зла.

По крайней мере, она не позволяет себе и намека на грубость за столом, когда к нам присоединяются Вероника и Соня, и даже искренне интересуется рецептом для блинчиков.

– Ты делаешь тесто на кефире, а не на молоке? Напишешь ингредиенты.

– Да. Без проблем.

Соглашается Ника, грея пальцы о чашку с кофе, я же с трудом проглатываю рвущийся наружу саркастичный смешок. С тех пор, как мы съехались, я ни разу не видел Диляру в фартуке. Мы или заказываем еду домой, или ужинаем где-нибудь в ресторане. Поэтому ее внезапно проснувшийся интерес к кулинарии кажется слегка наигранным.

В остальном завтрак проходит без каких-то эксцессов и странностей, и спустя пятнадцать минут я стою на выходе из квартиры и жду, пока Вероника застегнет заедающую молнию своего безразмерного пуховика.

И, если я не люблю проявления нежности на публику, то Диляру абсолютно не смущает наличие свидетелей. Повиснув у меня на шее, она жадно приникает к моим губам и спрашивает, нехотя отстраняясь.

– Ты же быстро?

– Одна нога здесь, другая там.

Не знаю, зачем отвечаю так, ведь трип по магазинам и сама поездка займут немало времени. Но Дилины руки после моего обещания разжимаются, и я выпадаю в коридор, краем глаза фиксируя, как горят Никины щеки.