Он нахмурился сильнее. Довольно долго мы сидели в тишине, а потом он, ничего не говоря, встал. Ушёл к стойке и вернулся с кофе. Поставил передо мной.

— Кофе — беспроигрышный вариант.

— Не всегда.

— С тобой — всегда.

Я усмехнулась уголками губ. Взяла чашку за ручку и повернула. Сверху была густая пенка. Выглядело аппетитно и… грустно. Почему — сама не знала, но от всего этого было грустно.

— В последний раз говорю тебе — не пытайся использовать детей в качестве инструмента управления мной. Это нечестно прежде всего по отношению к ним. И низко. Я не шучу насчёт того, что запрещу Маше общаться с твоей дочерью. И насчёт всего остального тоже, Дамир.

— Так сильно меня ненавидишь? — Он испытующе посмотрел на меня.

— Ненавижу? — Я тихо засмеялась. Сдавленно и совсем невесело. — Тебе напомнить, в какой момент я застала тебя?

— Не стоит, — ответил он сквозь зубы.

— Я тоже думаю, что не стоит. И про всё остальное тоже. Но отвечая на твой вопрос скажу: нет, Дамир. Я тебя не ненавижу. В какой-то мере я тебе даже благодарна. Если бы не ты, не всё то, что случилось, я бы вряд ли добилась того, что у меня есть сейчас.

Отыскала среди резвящихся на батуте детей Машу. И опять они держались с Катей за руки. Прыгали вдвоём, как два ярких мотылёчка, которым не нужен никто, кроме них самих.

Сердце больно сжалось. Шальная идея рассказать Миру правду была такой соблазнительной, что я едва не поддалась. Только знание, что ничего хорошего от этого не будет, заставило остановиться.

— Так что спасибо. — Я вздохнула и помешала кофе. Отпила.

Перехватила взгляд Дамира. Он смотрел странно — по-прежнему мрачно, только теперь мне стало ещё и жарко. Я сжала лежащую на коленях руку в кулак. Да что со мной происходит? Это же всё прошлое: Дамир, мои чувства к нему. И какая разница, как он смотрит?!

— Хочешь, попрошу у тебя прощения? — спросил он вдруг. Причём совершенно серьёзно.

Я снова тихо, рвано засмеялась. Прощения?!

— Правда считаешь, что за то, что ты сделал, можно просто взять и попросить прощения?! За измену, за твои слова? Считаешь, что можно сказать «прости», и это всё вдруг исчезнет?

— Не исчезнет.

— Вот именно, — сказала жёстко, глядя ему в глаза. — Не исчезнет. Я тебя никогда не прощу, Дамир. Хотя по большому счёту мне всё равно, что было когда-то. У меня новая жизнь, Маша. Я закончила университет, хотя все считали, что с маленьким ребёнком мне будет трудно. Но именно она — мой стимул двигаться вперёд. А ты…

— Ты же говорила, что удочерила её, когда ей было три.

На мгновение меня охватила паника. Всего на мгновение.

— И что?

— Так если ты восстановилась в универе…

— А кто тебе сказал, что я восстановилась сразу?

Мы с Дамиром сидели напротив друг друга, на расстоянии десятков сантиметров и пропасти прошлого. Всё, что нас связывало, — именно это прошлое.

Маша моя. Только моя и всегда останется только моей. Я на чём свет стоит корила себя за непозволительную откровенность. Зачем все эти разговоры, откровенность? Всё, больше ни единого лишнего слова.

— Где мать Кати?

— Я же сказал тебе — умерла, — ответил Дамир сухо.

Я вскинула голову и присмотрелась к нему. До этого я была уверена, что он соврал мне, что Арина кинула их, а теперь… Охватившее меня сомнение становилось сильнее по мере того, как я наблюдала за бывшем мужем.

— Умерла? — переспросила я.

— Да, — отрезал он и отвернулся. — Погибла при странных обстоятельствах. Упала и ударилась головой. — Снова посмотрел на меня. — Только вот каким образом, если рядом не было ничего, обо что она могла удариться — не ясно. Н-да… А на черепе трещина, как