– Ты куда вообще пропала? – накинулся он на неё, пока шёл. – Я тебе половину ночи звоню, а ты вне зоны. Вот, вышел, решил встре… Что с тобой, Виол? – изменился он в лице, когда подошёл ближе. – Что случилось?
Она всхлипнула. Господи, как сказать-то ему, как найти в себе силы?
– Ярик… пожалуйста, можно к тебе?
– Идём! – он хотел её приобнять, но она инстинктивно отшатнулась.
Ярослав настаивать не стал, он вообще очень чуткий, просто пошёл рядом. Виолетта знала, что его родители сейчас на даче и в квартире кроме него никого нет. Иначе бы ни в коем случае не согласилась. И как хорошо, что у них нет вахтёра в подъезде. Только бы никто из собачников не вышел раньше времени!
Но им повезло, на пятый этаж они добрались без приключений. И только оказавшись в квартире, где витал с детства знакомый запах, Виола позволила себе расслабиться… и разрыдалась в голос.
– Эй, Виол, ну что такое? – друг снова хотел обнять и успокоить, но Виолетта опять не далась, отошла подальше. – Чего такая потрёпанная? Кто обидел? Кому в глаз дать?
Она покачала головой и прямо в коридоре сползла по стеночке на пол. Просто сидела и рыдала, выплакивая своё горе, а Ярик… постоял, посмотрел… и ушёл на кухню делать мятный чай. Он всегда его делает, когда она расстроена.
– Захочешь поговорить – приходи, – сказал из кухни. – У меня печеньки есть…
Сколько она так плакала в тишине и спокойствии? Глазам было больно, они распухли и щипали, в теле чувствовалось полное опустошение. Впервые в жизни ей захотелось выпить. Не пить, а именно выпить! Чтобы забыться, чтобы расслабиться, чтобы… Кое-как поднявшись на ноги, Виолетта побрела на кухню. Ярослав сидел на стуле расставив ноги и опершись предплечьями о бёдра. Тёр левой рукой правый кулак, напряжённо о чём-то размышляя.
– Ярик…
Он поднял на неё мрачный взгляд. Неужели и сам догадался о произошедшем?
– Выплакалась?
– Пока да, – она опустилась на стул, хотя ей сейчас хотелось лечь и уснуть. А потом, желательно, не проснуться.
– Пей! – партнёр пододвинул к ней чашку с чаем.
Подрагивающими руками Виолетта обхватила чашку, согреваясь её теплом, и приникла к бодрящему напитку, только сейчас заметив, что её колотит.
– Что с телефоном?
– Н-не знаю, – пожала плечами. – Наверное, разрядился.
Пока она пила, Ярослав молчал, потом сказал:
– Если захочешь рассказать, я выслушаю, ты знаешь.
Да, она знала. Потому и пришла. Хотя не была уверена, что хочет рассказывать… и вообще вспоминать. Но и промолчать не могла. Эмоции требовали выхода, грудь снова сдавило спазмом. Виолетта безжизненно глядела в окно на восходящее солнце нового дня. Слова полились из неё сами. Без прикрас она поведала ему, как всё было. Вернее, сообщила то, что помнила до момента «черноты», и описала своё пробуждение. Только имени Гада не назвала.
Решившись посмотреть на друга, увидела, что лицо Ярослава потемнело, взгляд заледенел, губы сжались в жесткую линию. Он стиснул кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев, дышал тяжело, шумно. А в Виоле всколыхнулось всё, что пережила, и она, не в силах держать это в себе, снова разрыдалась.
– М-мне нужно в душ… – сказала дрогнувшим голосом. – Хочу смыть с себя всё это, хочу…
– Нельзя! – возразил он. – Надо сходить в полицию, к доктору, сделать анализы… и… не знаю, что там ещё… Ты должна заявить! Знаешь, кто это был? Говори, знаешь? – и напряжённо всмотрелся в её лицо.
– Я не буду подавать заявление… – покачала головой она.
– Почему?
– Не хочу шумихи, не хочу всего того, что было недавно с той уехавшей девушкой, – от одной мысли о подобном делалось нехорошо. – Я даже не помню, как её по-настоящему звали, потому что все называли Распечатанной. Я жить тогда тут больше не смогу, понимаешь? Но вся моя жизнь именно здесь!