Только очень высокий, предельно насыщенный разряд. Нет, не потому что служба безопасности сегодня так усилена, не потому что четверых лучших отправили пасти заезды на улицу, где располагался ресторан. Это исключительный случай. Не из-за перечисленного, мы ко всему привыкли, ко всему готовы и знаем, что нужно делать при любом форс-мажоре. Это исключительный разряд кода красного потому, что на меня очень по-особенному смотрели насыщенно карие глаза, когда у его кресла опускали сумки. У него была нулевая реакция, абсолютная расслабленность, а в воздухе повисло ожидание приказа от его окружения, старательно делающих вид, что увлечены покером, но все чаще поглядывающих на него.

А он смотрел на меня. Ни на секунду не отпускал взглядом мое лицо и мне почему-то казалось, что все он понял прекрасно. Мое молчание, мое поведение, мое непроницаемое лицо, когда у меня в голове стоял просто крик разума, что это единственный момент, чтобы выдать реакцию и тем самым сгубить его интерес (заодно и свою психику, потому что Казаков моего прикола явно не поймет и разговор у нас будет милейший). Вот у меня создалось отчетливое впечатление, что все это он считал без труда, и даже сделай я сейчас театральный взбрык, дескать, а шо це таке, а можно мне идти, он бы в это не поверил. Потому что Казаков своим равнодушием на мое присутствие в кабинете, куда внесли еще сумки с деньгами, прямо ему железобетонный гарант дал, что я в теме. А значит, вариант с дурочкой у меня казнен. А это значит пиздец. Вот у него это прямо в глазах высветилось.

Алинка ведь столько раз уговаривала уволиться… Может, все-таки, был какой-то вариант, я просто до него не додумалась?..

С трудом сглотнув, я впервые поняла, что жалею о том, что не искала этот самый утопический вариант.

Я уже шла на выход, прикидывая и отметая возможности того, как именно свернуть грядущие военные действия от твари прожигающей взглядом на моих ягодицах дырку, как входная дверь распахнулась и в проеме появился Миша, быстро сообщивший, что Григорьев свернул на проспект и минуты через четыре будет тормозить на парковке.

Похолодев, я резко обернулась к Владиславу Игоревичу, дающему сильный подзатыльник удивленно оборачивающемуся к нам Руслану.

- По одному через центральный вход. – Тихий, такой совсем негромкий, но крайне веский, крайне твердый приказ и взгляд того ублюдка, насилующего меня минуту назад обещанием в глазах, быстро скользит по ошарашенным лицам прибывших с ним людей. – Тихо и без скандала, ни на одну провокацию реакции не давать. Хули сидим? – Они суетливо начали подниматься, а он посмотрел на Казакова, - есть черный выход?

- Яна Алексеевна, четко и без суеты, - голос Казакова был как и всегда абсолютно спокойным, когда он повернул лицо в профиль отдавая мне приказ.

Я сцепила зубы, наблюдая как мужик поднимается и ногой выдвигает сумки за пределы стола и кивнувший Казаков дает знак Мише и Спасскому тут же понятливо направившихся к сумкам. Я сунула ключ в карман блейзера Ивану Сергеевичу быстро проходящему с деньгами за Мишей на выход.

Мы с криминальной дрянью последними покидали помещение. Я смотрела, как растекаются его люди по лестнице и как только последний сошел со ступеньки, кратко выдохнув, не оглядываясь, торопливо стала спускаться.

С лестницы через холл в малый зал, оттуда по коридору минуя кухню. Он шел следом, я чувствовала его. Чувствовала его взгляд, вдалбливающий мою душу в пятки.

Полутемный коридор с дверьми в подсобки, комнаты персонала и холодильную камеру. Коридор совсем не длинный, с тусклым освящением, облицованный в красивый темно-серый мрамор.