Капитан Паран встал, и боль вновь нахлынула на него.

– Я пошел дальше, – сказал он баргасту.

«Худ меня побери, Скворец! Хитрая ты бестия. Ну что же такое вы с Дуджеком опять затеяли? Нацелились на Паннионский Домин? Какое вам дело до безумца, считающего себя Провидцем и спасителем мира? Разве он первый? Мало ли было умников, свихнувшихся на сомнительных религиозных учениях? Потом у них непременно появлялись сподвижники, фанатики под предлогом борьбы за чистоту веры развязывали гражданскую войну… И вот уже очередной цветок раздавлен и втоптан в грязь на бесконечной дороге истории.

Сейчас он еще жив и цветет, этот цветок. Только лепестки потускнели. Так бывает всегда… Однажды Малазанская империя тоже убедится, что и она смертна. И тогда на нее опустятся сумерки».

Живот опять скрутило от боли.

«Хватит уже думать о Малазанской империи. И о так называемой Великой чистке, затеянной Ласин. Положись на Тавору, Ганос. Твоя сестра спасет Дом Паранов. У нее это получится гораздо лучше, чем у тебя. Верь в свою сестру…»

Боль слегка отпустила. Капитан глотнул воздуха и побрел вниз, к дороге.

«Я тону. Клянусь Бездной, я снова тону».

Карабкаясь с ловкостью горной обезьяны, Колотун добрался до вершины. Еще несколько шагов – и кривоногий сапер оказался возле того места, где сидел Ходок. Подкравшись к баргасту сзади, Колотун с силой дернул его за косицу.

– Обожаю смотреть, как ты выпучиваешь глаза, когда я это делаю, – признался Колотун, усаживаясь рядом.

– Ты, сапер, – просто пена вокруг камешка, что лежит в ручье, текущем через грязное пастбище для свиней.

– Прекрасное сравнение, хотя и излишне многословное. Наверное, ты и нашему капитану ловко голову задурил?

Баргаст не ответил. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где проступала стена Тахлинских гор.

Колотун сорвал с головы обгоревшую кожаную шапочку и принялся сосредоточенно чесать остатки жидких волос. Глаза его с любопытством разглядывали застывшего Ходока.

– А вообще-то, сильно сказано. Есть в твоих словах что-то благородное и таинственное. Мне понравилось.

Ходок улыбнулся, обнажив острые голубоватые зубы:

– Я изрекаю. А объяснения… пусть этим заморачивается Скворец.

– Пока что ему не до объяснений. Дуджек приказал всем собраться в Крепи. Хочет знать, сколько сжигателей мостов уцелело. Паран будет счастлив: наконец-то он получит под свое начало целый полк вместо двух жиденьких взводов. Кстати, Скворец ведь упоминал о предстоящих вскоре переговорах с Брудом?

Ходок медленно кивнул.

– А можно подробнее? – нахмурился Колотун.

– Они скоро должны начаться.

– Да неужели? Спасибо за потрясающую новость! Между прочим, солдат, я пришел сменить тебя на посту. Ребята внизу варят тушу бхедерина. Я специально попросил повара добавить в похлебку навоза, чтобы тебе было по вкусу.

Ходок встал:

– Смотри, сапер, дошутишься, что однажды я сварю и съем тебя самого.

– Ага, и подавишься моими костями.

– Вообще-то, я предложил это от всей души, Колотун. Чтобы оказать тебе последние почести, дружище.

Колотун некоторое время оторопело глядел на баргаста, а затем понимающе усмехнулся:

– Паршивец! А я ведь едва не поверил твоим словам!

– «Едва» не считается, – фыркнул Ходок и отвернулся.

Скворец ждал, когда Паран закончит обходить посты и вернется с кордона. Бывший сержант, а ныне командор, заместитель и ближайший помощник Дуджека Однорукого, Скворец прибыл сюда с последним звеном морантов. Рядом с ним стоял взводный целитель Молоток. Оба смотрели, как солдаты бывшей Второй армии грузят на кворлов то, что удалось собрать за минувшую неделю.