Наконец привозят Элю. Через стекло я смотрю, как у нее берут кровь и подключают к каким-то аппаратам, как в кино. Зажим на пальчике считывает пульс, на мониторе давление. Сразу две медсестры суетятся вокруг нее, поправляют подушку, отвлекают, подключают капельницу. Потом ее осматривает врач, и даже немного веселит. Элька, моя маленькая уставшая девочка, слабо, но улыбается. Выходя из палаты, врач говорит:

- Недолго поболтайте, потом пусть поспит. Я пока не вижу угрозы для жизни, но инфекция сильная. Будем лечить. Весь вопрос в антибиотиках, ко многим у современных инфекций есть резистентность. Вечером зайдите ко мне, обсудим результаты.

- Хорошо. Спасибо!

У меня словно камень с души свалился. "Не вижу угрозы для жизни", - в голове крутится фраза, как у заевшего магнитофона.

- Привет, - улыбаюсь племяшке. - Как дела?

- Жарко.

Медсестра сидит в кресле рядом, следит, чтобы Элька не трогала катетер.

- А где мы? - спрашивает она.

- В другой больничке. Теперь будем здесь лечиться, у хорошего врача. Не капризничай и делай то, что скажет доктор.

- А ты не уйдешь?

- Мне здесь нельзя сидеть, это палата со строгими правилами. Я буду вон там, в коридорчике, а скоро придет тетя Марина и тоже с тобой посидит, пока я съезжу домой, чтобы покушать и переодеться.

"И собрать вещи". Но это я не говорю. Что я вообще ей скажу, как объясню, что придется пожить в другом месте? Или Серебров запретит... но я не представляю себе разлуки с Элькой. Может, он хочет меня видеть лишь пока она лежит в больнице?

Снова начинает болеть голова. Вопросов больше, чем ответов.

- А где зайчик?

- Зайчику тоже сюда нельзя. Потом, когда тебе будет лучше, я принесу.

- Не переживай, у нас есть мультики, - подает голос медсестра.

Что ж, пожалуй, здесь за Элю можно не волноваться хотя бы в плане ухода. Даже страшно представить, сколько стоит такое медицинское сопровождение.

- Отдыхай, радость моя. И думай о тортике, который мы с тобой съедим, когда вернемся домой.

Вот как отличить больного ребенка от здорового: его совершенно не радует предвкушение тортика.

Когда я выхожу, рядом появляется водитель:

- Евгения Михайловна, вы готовы ехать? Сергей Васильевич велел отвезти вас собрать вещи.

- Мне нужно дождаться подругу. Я не могу оставить ребенка.

Я думаю, что водитель будет спорить, но он просто кивает и садится на скамейку, утыкаясь в телефон. Мы ждем Марину еще минут десять, а потом раздается звонок - на ресепшене ее не пускают. Приходится провести ее лично, с клятвенным обещанием, что она лишь посидит в коридоре.

- Вам нужно будет вписать ее с паспортными данными в договор с клиникой, - говорит администратор.

Я не решаюсь напомнить, что у меня и договора-то никакого нет. Потом разберусь.

Марина с интересом рассматривает обстановку и с подозрением на меня поглядывает. Элька улыбается ей через стекло и слабо машет ручкой.

- Ну, ей хотя бы полегче, - вздыхает подруга.

- Ненамного. Просто какую-то капельницу поставили.

Я кратко пересказываю разговор с врачом.

- Ну слушай, твой - крутой мужик, судя по всему. Откуда у него связи здесь?

- Он владелец.

Она давится кофе и кашляет.

- Нихрена себе ты попала, мать. И что этот владелец хочет от тебя?

- Чтобы я к нему переехала, - признаюсь.

- Что?!

- Марин, ну давай будем рассуждать как взрослые женщины. Что еще он может хотеть?

- Так нельзя! Это шантаж.

- Да нет, он же давал выбор.

- А мог бы и без выбора помочь.

- Он тебе мать Тереза? Чтобы тратить кучу денег на незнакомого ребенка? Ладно, Марин, что толку сидеть и возмущаться? Я согласилась. Он помог. Ни одна девушка не стоит столько, сколько лечение здесь, наверное, дешевле себе модель выписать.