― Боже, ты меня спасла, ― ныряю под парту и делаю несколько блаженных глотков.

― Ты успела. Гремлинша ещё не пришла.

Гремлинша ― наша преподавательница по философии. Вообще―то сегодня у нас только первая пара, но из достоверных источников ― у Даши здесь учится старшая сестра ― мы заранее знаем всё и обо всех.

Лидия Борисовна ― профессор старой закалки. Как выразилась Эля, с ней не забалуешь. Говорит она много, нудно и исключительно по теме. А ещё настолько тихо, что слышно, как рядом дышит сосед.

Спустя практически час я действительно засыпаю, слушая про гилозоизм Фалеса ровно до того момента, пока одна его фраза не западает мне в душу: «Мудрее всего время, ибо оно раскрывает всё». Бестужеву потребовалось восемь лет, чтобы ещё сильнее меня возненавидеть, сколько ещё ему нужно, чтобы понять, что в произошедшем нет моей вины? Ничьей нет.

К слову о Бестужеве, высидеть эту пару оказалось намного легче, чем избегать его весь оставшийся день. Мне казалось, что он везде. Абсолютно. И это невероятно раздражало.

― Так как насчёт барбекю в эту субботу? ― Макс прислоняется к соседнему шкафчику и обезоруживающе улыбается. ― Я бы тебя с предками познакомил.

― А не рановато? ― отшучиваюсь. ― Ты бы для начала хоть разок на свидание позвал.

Болконский ― да, это его настоящая фамилия ― смеётся, а затем со словами: «замётано, новенькая» протягивает мне вкуснющий шоколадный батончик.

― Суббота, в три. Не опаздывай.

― Теперь уж точно, ― улыбаюсь во весь рот.

И больше даже потому, что я неисправимая сладкоежка.

― Ты пойдешь? ― Даша смотрит на меня с таким удивлением, что становится слегка не по себе.

― Э―э, да. А ты нет?

― Ни в коем случае! Наверняка Болконский использует древесные угли, а значит, в воздух выбрасываются опасные канцерогены. Бензапирен, например. Или угарный газ. Это вредит не только природе, но и нам самим. А я совершенно точно не хочу заболеть раком.

― Что ты делаешь здесь?

― Что?

― На филологическом, ― захлопываю шкафчик и с интересом смотрю на Дашу. ― У тебя глаза горят, когда ты рассказываешь, как копаешься в мусоре три раза в неделю, потому что твои кретины―соседи вечно мешают пластик с бумагой. Ты участвуешь в экологических акциях, создаёшь петиции и ведёшь свой охренительный блог. ― и я не вру, он действительно охренительный. ― Не удивлюсь, если у тебя под кроватью полно книг наподобие «Как спасти планету от вымирания» и «Скажи пластику НЕТ».

Она грустно улыбается, и я понимаю, что, наверное, невольно затронула что―то болючее.

― Мама считает, что подобные увлечения не серьёзны, и списывает мои «заскоки» на незрелый юношеский максимализм. Она едва ли не с детства твердит, что профессию нужно выбирать головой, потому что это на всю жизнь и бла―бла―бла.

― Почему ты не скажешь ей, как это важно для тебя? ― Даша отвечает не сразу, но по глазам понимаю ― она говорила. И ни раз.

― Моя мама политик, и репутация важна для неё так же, как экология для меня. Участие в акциях так или иначе привлекает ко мне внимание… то, которое ей не нужно.

― Это нечестно.

― Знаю. Но иногда нам не приходится выбирать.

И, наверное, даже слишком часто.

― Ты знаешь его?

Когда поворачиваюсь, замечаю Бестужева. Он стоит, прислонившись к стене коридора и не моргая смотрит точно на меня. Какая―то брюнетка что―то увлечённо ему рассказывает, но он, кажется, и не слушает вовсе. Его тлеющий взгляд ― весь он ― будто бы полностью сосредоточен на мне.

― Нет.

Паршиво начинать дружбу с вранья, но не хочу рассказывать о нем Даше. Никому не хочу. Бестужев ― та часть моей жизни, о которой я предпочла бы навсегда забыть, если бы только могла. И почему никто не придумал волшебные таблетки?