Отдохнув день и объевшись рыбы, десять тысяч двинулись дальше по ужасной стране, плоской, как доска. Это было утомительное путешествие по солончаковым котловинам и соленым болотам с редкой порослью сильфия. На протяжении четырехсот миль ни колодцев, ни родников. Сорок дней нещадно палящего солнца, сорок очень холодных ночей среди скорпионов и пауков. Никто в Киренаике не говорил солдатам о пауках, которые стали ужасным потрясением. Италия, Греция, обе Галлии, обе Испании, Македония, Фракия, Малая Азия – эта часть мира была им знакома, они исходили ее вдоль и поперек. Там не было больших пауков. В результате самый заслуженный центурион, ветеран почти стольких же сражений, что и Цезарь, мог упасть в обморок при виде такого чудовища. А пауки Фазании (так называлась эта местность) были не просто большими. Они были огромными, размером с детскую ладонь, и с омерзительно волосатыми лапами, которые они прятали под собой, когда отдыхали.

– О Юпитер! – воскликнул утром Секст, вытряхивая такого паука из своего сагума. – Прямо скажу тебе, Марк Катон: если бы я знал заранее об этих тварях, я бы с радостью согласился на общество Тита Лабиена! Признаться, я не очень верил отцу, когда тот говорил, что, достигнув Каспийского моря, он уже через три дня повернул обратно из-за пауков, но теперь-то я знаю, что он имел в виду!

– По крайней мере, – сказал Катон рассудительным тоном, – они в отличие от скорпионов не ядовиты. Да, они больно кусают, но дело тут только в размере их жвал.

В душе он испытывал тот же страх и гадливость, что и другие, но гордость не позволяла ему показывать это. Если командир станет вопить и бегать как полоумный, что подумают десять тысяч солдат? О, иметь бы хоть топливо для костров, чтобы обогреваться ночами! Кто бы подумал, что зной, так донимающий тебя днем, может сменяться столь жутким холодом после заката? Причем вдруг, моментально. Только что ты умирал от жары, а через миг дрожишь так, что зубы стучат. А скудные запасы плавника, собранного на берегу, нужны для приготовления сильфия и мяса.

Мужчины-псиллы отработали заплаченные деньги. Как бы ни очищали места ночлега от скорпионов, они все же попадались. Многие были покусаны, но после того, как псиллы научили римских врачей, как разрезать укус и каким образом высасывать яд, мало кто стал нуждаться в ослах для дальнейшего продвижения. Правда, одной женщине, маленькой и щуплой, не повезло. Укус скорпиона убил ее, но не быстро, не милосердно.

Чем труднее было идти, тем веселее становился Катон. Секст не мог понять, как ему удается держаться. Ведь он по нескольку раз в день обегал все свое воинство, не пропуская ни одной малой группы. Приостанавливался поговорить, посмеяться с такими бравыми, замечательными парнями. И те расправляли плечи, улыбались, делали вид, что этот марш для них – просто отдых. И шли дальше. Десять миль в день.

Вода в бурдюках кончалась. Не прошло и двух дней из предполагаемых сорока, как Катон ввел норму даже для животных. И если какая-нибудь корова или бык вдруг падали, их тут же забивали, чтобы в этот же вечер накормить сколько-то человек. Ослы были неутомимы, как Катон. Они упорно продолжали нести свою поклажу, которая становилась все легче из-за пустеющих бурдюков. И все же жажда – ужасней всего. Денно и нощно людей терзали мучительное мычание коров, жалобное блеяние коз и печальный рев длинноухих. Десять миль в день.

Время от времени грозовые тучи, появлявшиеся вдали, дразнили их, набухая и придвигаясь все ближе. Один или два раза был замечен серый занавес падающего дождя. Но на солдат не пролилось ни капли.