Один молодой бык поставлял около пятисот фунтов пищи, ибо люди ели все, кроме шкуры, костей и внутренностей. Фунт мяса в день на человека (никто не мог заставить себя съесть больше), и за день стадо уменьшалось на двадцать голов, а за шесть дней – на сто двадцать. Восьмидневный интервал завершался двумя днями козлятины, что было еще хуже.

Сначала Катон надеялся, что козы продолжат давать молоко, из которого можно будет делать сыр, но как только Филены остались позади, они перестали доиться. Ничего не понимавший в животноводстве, Катон предположил, что это как-то связано со слишком большим количеством съеденного ими сильфия, а не с соломенными шляпами или другими подобными деликатесами. Крупный рогатый скот лениво плелся, совершенно равнодушный к людскому соседству. Ребра, выступавшие из спины, двигались как рудиментарные крылья, у коров высохшее пустое вымя раскачивалось в такт ходьбе. Катон решил, что все неприятности из-за быков, потому что все они были кастрированы. Некастрированное животное, будь то кот, пес, баран, козел или бык, занимается сексом, никогда не толстеет, и мясо его жесткое, жилистое. Они сеют свое семя, а потом собирают огромный урожай котят, щенят, ягнят, козлят или телят.

Некоторые из этих мыслей он высказал Сексту Помпею, и тот пришел в восторг от открывшихся ему сторон фанатичного Марка Порция Катона, которые не были известны никому в Риме. Неужели это тот самый человек, который одним своим криком заставил его отца ввергнуть страну в очередную гражданскую заваруху? Который в качестве плебейского трибуна без колебаний налагал вето на любой закон, направленный на пересмотр чего-то заведомо устаревшего? Который в юности принудил коллегию плебейских трибунов сохранить всем надоевшую колонну посередине зала Порциевой базилики? Почему? Потому что сам Катон Цензор установил ее там. Потому что она – часть mos maiorum и убирать ее ни под каким предлогом нельзя. А чего стоили все легенды и анекдоты о неподкупном Катоне, о Катоне-пьянице, о Катоне, продавшем собственную жену! Но вот перед ним тот самый Катон, размышляющий о самцах и об их поразительной сексуальной активности, словно сам он не был самцом, и, кстати, щедро одаренным природой.

– Что касается меня, – непринужденно заметил Секст, – я очень хочу как можно скорее вернуться в цивилизованный мир. Цивилизация подразумевает наличие женщин. Я уже изголодался по женщине.

Взгляд серых глаз стал ледяным.

– Настоящий мужчина должен уметь контролировать свои основные инстинкты, Секст Помпей. Даже четыре года – ничто, – процедил сквозь зубы Катон.

– Конечно, конечно! – поспешил согласиться Секст.

Четыре года, а? Любопытный период времени взят для примера! Между двумя браками с Катоном Марция четыре года была женой Квинта Гортензия. Значит, он ее любил? И страдал?

Харакс оказался деревней в чудесной лагуне. Ее жители, псиллы и гараманты, пробавлялись тем, что ныряли за губками и за жемчугом. Питались они только рыбой, морскими ежами и овощами, которые выращивали их женщины на усиленно увлажняемых клочках земли. Завидев приближавшуюся громаду, те с пронзительными криками стали защищать свои огороды, размахивая мотыгами и осыпая римлян проклятиями. Катон тут же отдал приказ, запрещающий рвать овощи с грядок. Потом договорился с местным вождем о покупке зелени, какой только можно. Конечно, предложенного оказалось недостаточно, хотя при виде серебряных монет огородницы собрали для него все, что успело проклюнуться из земли.

Римляне были убеждены, что человечество не может выжить без фруктов и зелени, но до сих пор Катон не заметил никаких признаков цинги у людей, которые привыкли жевать по дороге ветки сильфия, чтобы во рту скапливалось хоть немного слюны. Что бы ни содержал сильфий, кроме лазерпиция, очевидно, это действовало так же, как зелень. «Мы прошли всего четыреста миль, – думал Катон, – но я чувствую, что мы дойдем».