– Пам-па-па-пам, – безжизненно, просто по привычке, промурлыкала себе под нос девушка. Откинула воняющее хлоркой одеяло, свесила длинные, еще больше исхудавшие ноги с больничной койки и нащупала кончиками пальцев ледяные кафельные плиты грязно-серого пола.

– Мадемуазель Жервиль? – в голосе полицейского сквозил сарказм.

«Опять ты? И чего ты сюда таскаешься?»

– Мсье… – Леони попыталась вспомнить имя.

– Я пришел сказать, что расследование приостановлено, к вам пока больше вопросов нет. Вы свободны. Но не рекомендую выезжать из города. – Слишком официально, с акцентом на «вы» и «вам», поэтому не получилось расслышать в словах хоть нотку настоящего уважения или хотя бы сочувствия. Или это больничные стены поглощали все, кроме боли и безысходности?

– Отличная новость, – улыбнулась Леони, проигнорировав слово «свободна» и впервые за последние три дня осознав, что ее подозревают в поджоге. Она почувствовала сквозняк, бросила рассеянный взгляд вниз, заметила, что так и сидит с оголенными ногами, быстро забралась обратно на кровать и укуталась одеялом. – А что выяснили? Почему начался пожар?

– Пожарные посчитали, что огонь горел в печке…

– Он всегда там горел, – кивнула девушка.

«Ну или почти всегда».

– Мы так и поняли. Он… Мсье Ле Гро… Он был что-то вроде… – полицейский скривился, пытаясь подобрать слово.

– Не «что-то вроде». И не «был» – он есть. Вы же видели его работы?

Полицейский неуверенно пожал плечами и со скучающим видом выглянул в коридор.

– Они все сгорели. Мы нашли расплавленное стекло.

– Вот как? – погрустнела Леони. – Жаль… Он их так любил.

«Так любил, что не давал им ни минутой больше двух месяцев на то, чтобы найти себе новый дом».

– Что ж… – помялся полицейский. Он явно хотел о чем-то еще спросить – не о пожаре и не об Этьене. А может, как раз о нем… Точнее, об их отношениях. Но не решался.

– Была рада познакомиться, – быстро оборвала терзания Леони и растянула губы в улыбке.

– Взаимно, – ухмыльнулся полицейский и напомнил: – Будьте на связи. По месту прописки. И телефон… не выключайте.

Леони открыла было рот, чтобы предупредить, что вряд ли стоит искать ее в прежней квартире, но передумала. Закивала китайским болванчиком и, стараясь выглядеть естественно, проследила за полетом блестящей мухи: от коридора до окна. А когда повернулась обратно, увидела только пустой дверной проем.

Не терпелось сходить к Этьену, посмотреть, не пришел ли тот в себя. Внутри робко тлела надежда, что не все потеряно. Они найдут новый дом – пусть такой же старый или даже хуже. Оборудуют там мастерскую, обустроят такую же – в мелкий цветочек – комнату для нее на втором этаже. Она будет готовить завтрак и сидеть в углу, гипнотизируя пламя печи. А может быть, Этьен научит ее так же филигранно плавить и выдувать фигурки из стекла.

Леони посмаковала эту мысль, намазала тонким слоем недоверия на прежний страх огня и попробовала на вкус.

– Пам-па-па-пам, – опять промурлыкала себе под нос. Скинула одеяло на пол, заранее взвизгнув, спрыгнула с кровати и прошлепала босыми ногами до низенькой тумбочки, где лежали принесенные сердобольной медсестрой пара фиолетовых спортивных брюк и затасканная длинная футболка грязно-розового цвета. Лучше, чем ничего – вся одежда сгорела. Их с Этьеном пожарные успели спасти, и, видимо, раздосадовавшись от того, что у него отняли самое вкусное, огонь сожрал все до последней щепочки.

Петляющий бледно-голубой коридор с чередой выцветших плакатов о вреде курения и профилактике гриппа, вытертый линолеум в ромбик в ржавых пятнах, плоские квадратные светильники, забитые трупиками мошки, на потолке. Вдалеке кадка с искусственными цветами терялась в тени. Этьен лежал на третьем этаже, а значит – нужно либо ждать лифт, либо идти по лестнице.