Мы были настоящей гребаной группой!

Тони ушел в декабре 1968 года.

Той зимой было так холодно, что я начал вспоминать о времени, когда работал водопроводчиком и торчал в люке с замерзшей задницей. Без Тони нам с парнями ни черта не оставалось, только весь день сидеть, ныть и пить чай. Все наши концерты отменились, а работу мы бросили давным-давно, поэтому ни у одного из нас не было денег. Так что нам даже в паб пойти было не на что.

Но мы не могли даже думать о том, чтобы найти «настоящую» работу. «В 1968 году Джон Осборн был восходящей рок-звездой, – говорил я притворным голосом диктора из кино, слоняясь по дому. – В 1969 году он был восходящей звездой помоек».

Единственное, чего нам оставалось ждать, – это когда мы увидим Тони по телику. По «BBC» собирались показывать лондонский концерт The Rolling Stones. Он назывался «The Rolling Stones’ Rock ’n’ Roll Circus». Такого еще не было: Stones давали свой собственный концерт с несколькими знакомыми рок-звездами в «Intertel Studios» в Уэмбли, где сцена представляет собой цирковую арену с большим куполом вверху. Открывают концерт Jethro Tull. Потом играют The Who. Мик Джаггер даже уговорил Джона Леннона исполнить песню «Yer Blues» в составе временной группы Dirty Mac, где Эрик Клэптон играет на гитаре, Митч Митчелл на ударных, а Кит Ричардс – на басу. Я даже не знал, что Ричардс умеет играть на басу. Пресса просто помешалась на этом концерте, потому что он должен был стать первым выступлением Леннона после последнего концерта The Beatles в 1966 году. (Потом мне кто-то рассказал, что один из пафосных продюсеров «BBC» позвонил Леннону и спросил, какой ему нужен усилитель, а тот ответил: «Который работает». Забавно, черт побери, приятель. Жаль, что я так и не встретился с этим парнем.)

Но в итоге по «BBC» концерт не показывали. Stones отказались. Слышал, что Джаггер был недоволен их звучанием на концерте. Пройдет еще двадцать восемь лет, пока наконец не покажут эти материлалы – на Нью-Йоркском кинофестивале. Если когда-нибудь их посмотрите, Тони стоит в белой шляпе, и у него верхняя губа как у хорька. Он отлично сыграл песню «Song for Jeffrey», но между ним и Иэном Андерсоном химии так и не возникло.

Может, поэтому он решил уйти спустя четыре дня.

– В каком смысле ты ушел? – спросил Гизер на экстренном собрании в пабе за несколько дней до Рождества.

– Это не мое, – ответил Тони, пожав плечами. Он угощал.

– Как так может быть, что играть в Jethro Tull – не твое? – спросил Гизер. – Ты играл на концерте с Джоном Ленноном, чувак!

– Я хочу играть в своей группе и не хочу работать на дядю.

– Значит, Иэн Андерсон – козел? – спросил я, подбираясь к сути.

– Нет, он нормальный, – ответил Тони. – Просто он не… Мы с ним не смеялись над одними и теми же шутками, понимаешь? Всё было не так.

Казалось, что Билл, который заливал в себя уже третью пинту сидра, сейчас расплачется.

– Так что – снова вместе? – спросил Гизер, стараясь держать себя в руках и не слишком широко улыбаться.

– Если вы меня возьмете.

– Ладно. Но можно, мы придумаем другое название? – предложил я.

– Слушай, забудь про название, – сказал Тони. – Нам нужно понять, что мы все настроены серьезно. Нельзя больше валять дурака. Я видел, как пашут парни в Jethro Tull. А они пашут, приятель: четыре дня репетиций перед одним концертом. Мы тоже должны так работать. И нам нужно начать писать свои песни и исполнять их, даже если нас освистают. Скоро слушатели будут их узнавать. Только так мы сможем сделать себе имя. И нам нужно подумать об альбоме. Давайте поговорим с Джимом Симпсоном завтра утром.