Сегодня же будет невероятная ночь. Да и последующие семь ночей будут такими же, и это воодушевило меня в тот момент…

В этот раз я уже спокойно выплывала со сна. Почти…

– Не дёргайся, ― спокойно, но устало проговорил мне этот бородатый Лесник.

И только после его слов я поняла, что меня разбудило. Он мне делает укол.

И да, первое моё желание сейчас ― это дёрнуться, но как только я поднимаю взгляд к его глазам, понимаю, что лучше не нужно.

Его движения чёткие, выверенные, как будто он этим всем занимается всю жизнь.

– Это антибиотик, ― сказал он, когда уже достал иглу из моего предплечья и помассировал место укола ваткой. ― У тебя интересная аптечка оказалась, ― он делает незначительное вроде замечание, но его взгляд сейчас вылавливает любую мою эмоцию.

Вот только что он хочет от меня услышать? Спасибо, что не оставил мой рюкзак? Или, может, почему у меня в аптечке есть антибиотики? Так, старая я стала. Хах. Даже само́й улыбнуться захотелось от своих мыслей. Но вот ответить в этот раз всё-таки решилась:

– Спа-с-сибо, ― а голос у меня ещё охрипший – мама не горюй. Как я только сдержала кашель?

– Да, ― хмыкнул в бороду Лесник, – Горло тебе ещё восстанавливать нужно.

Нужно… а может, и нет.

Когда он отошёл от меня к столу, я опять осмотрелась. В избе уже было темновато, и только свечи горели на столе, где как раз и стояла моя аптечка. А рядом была ещё одна, только побольше и тёмно-зелёного цвета. Чем-то похожая на такие, как у военных.

Попробовала опять подвигать телом, но вышло не особо. Хотя болело всё, конечно, уже не оттого, что на мне одни ушибы и переломы, а от постоянного лежания.

Опять попробовала пошевелить правой рукой, и тут меня осенило.

– Кольцо. ― прохрипела я.

– Что? ― удивлённо посмотрел на меня Лесник через плечо, но не подошёл.

А вот у меня всё заледенело.

У меня была одна привычка. Муж её называет глупой и дурацкой, но избавиться я от неё так и не смогла за пятнадцать лет.

Всегда, когда я о чём-то думала, нервничала, придумывала, рассчитывала, искала выход из самых разных ситуаций, я вертела на пальце… обручальное кольцо. Точнее, я его могла только больши́м пальцем всё той же правой руки продвигать по пальцу до второй фаланги и обратно. И левой рукой снимать – одевать. Но обязательно, чтобы кольцо не полностью снималось, а задерживалось на уровне ногтя.

А сейчас его не было. И да, я знала, где оно. Точнее, у кого.

― Ты мне мешаешь, Алина. Ты всем мешаешь. Так что извини, ничего личного. Хотя… вот это. Останется у меня. Как доказательство того, что я пыталась тебя спасти. Но ты отъела такую задницу, что я просто не удержала тебя…

Я хотела орать сейчас. Как я хотела орать.

Нужно успокоиться. Дышать. Нужно просто дышать.

Я накрываю левой рукой лицо, а здесь эта дебильная повязка.

– Сука. ― рычу сквозь зубы и просто сдираю её, чувствуя, что сдираю и кожу, которая успела прижиться за… три дня, блядь.

– Ты что творишь? ― ко мне кидается Лесник, а мне и его хочется разорвать.

Он быстрый, но моя злость и ненависть сильнее, да ещё он споткнулся о табуретку, а я просто отшвырнула от себя повязку, которая была на лице.

По коже побежало что-то горячее, а боль физическая немного остудила душевную.

Рана на лице запульсировала. Из глаз брызнули слёзы. Ах да, я, оказывается, могу уже видеть и другим глазом. Просто из-за повязки не могла.

– Да твою мать. ― рык как раскат грома, на ухо прямо, а на лице начинаю чувствовать большие, слегка шершавые пальцы. ― Ты, блядь, дура или притворяешься? ― опять рычит и мне тоже хочется. ― Или ты хочешь, чтобы у тебя через всё лицо шрамина остался как у зека?