— Нет, Вестар, нет… Они же ее сожрут…

И воет Советник о том, что в лесу их ждет глупая, но очень сладкая жертва. Он объявляет на меня охоту.

— Нет…

— Мам, — жалобно попискиваю я.

— Обезумевшего зверя успокоит лишь кровь человека, — сипит она.

— Это шутка такая?

— И человек тут только ты, — мама бледнеет. — Тина…

Лес затихает, когда Вестар замолкает и отворачивается от меня. Время будто замирает на несколько секунд. Эрвин и Анрей услышали вой Вестара.

— Беги, — папа падает на землю, сбрасывает шерсть, выгнувшись в судорогах.

Срываюсь под волной холодного ужаса с места.

— Нет! — рявкает мама и вскидывает руку. — Не смей бежать! Нельзя!

Притормаживаю и загнанно оглядываюсь.

— Они тебя нагонят, Тина, как бы ты быстро ни бежала, — сжимает кулаки. — И защитить мы тебя не в силах.

— И что мне делать?

Хочу бежать. Бежать в поиске темной норы, в которой меня не найдут два чокнутых волка, которые в безумии разорвут меня на части.

— Иди к ним навстречу.

— Что?

— Если хочешь жить, иди навстречу, — шепчет мама. — Ты не дичь, Тина. Да, женщина, но не дичь.

— Я не хочу!

— Выбора нет!

— Не кричи на меня!

— А я буду! — мама повышает голос, а Вестар, заинтересованно навострив уши, смотрит на нее, а затем на меня. — Ты о чем думала, когда пошла со Жрецом!

— Хватит, — папа сдавленно сипит. — Ты о чем думала, когда меня этой хренью напоила… Я был готов к смерти…

— Нет, не готов, — раздается голос Жреца из кустов. — Был бы готов, то валялся бы сейчас дохлым бородатым мужиком.

— Иди, — шипит мама и вскидывает руку на Вестара, который возмущенно всхрапывает, — зверь тупой, Тина. Ты либо кровью и плотью накормишь, либо вырвешь озабоченных мужиков женским очарованием.

— Не говори такое, — кутаюсь в простыню.

— Слушай маму, — шелестят кусты голосом Жреца. — Она в этом вопросе большая умница.

Кидаю взгляд на папу, который опять со сдавленным рыком обрастает шерстью и жутко похрустывает позвонками.

Ведь я должна была сообразить, что не будет все просто и легко со сделкой. И я не спасла отца. Он все еще страдает под угрозой скорой смерти. Кровью, конечно, не кашляет, но никак не может взять под контроль метаморфозы.

— Куда идти? — едва слышно спрашиваю я.

Мама кивает направо. Делаю несколько шагов, и она вздыхает:

— И пой песни, Тина. Голос — одно из оружий женщины.

19. Глава 19. У нас была сделка!

Кроны деревьев пропускают через листья солнечный свет яркими лучами, и они падают на мох и редкую траву веселымипятнышками. Лес кажется сейчас живым существом. Оно дышит ветром и пением птиц, шепчет шелестом листьев и наблюдает за мной белками, что притаились в ветвях.

И он, кажется, мне настороженным, и он будто чего-то ждет.

В ступни впиваются редкие острые колючки, но я не останавливаюсь, потому что если сделаю передышку, то кинусь в ужасе прочь.

И я напеваю под нос незатейливую песенку о скромной пастушке, которая пасет на лугу глупых овечек, а эти овечки от нее разбегаются:

— Куда же вы милые? Вас ждут топи гиблые… Там волки злые с клыками большими…

Медленно выдыхаю и пою дальше.

Овечки от пастушки все разбежались. Кто-то утонул, кто-то упал с обрыва, кого-то сожрали.

Страшная песня, от которой я покрываюсь мурашками и хочу плакать. Пастушку же не ждет ничего хорошего. Она растеряла всех овец.

Ветер затихает, тени сгущаются, и чириканье пташек становится зловещим. Анрей и Эрвин близко.

— Потеряла я всех овечек…

Невидимая тропа выводит меня на лужайку. Пара шагов по мягкой траве среди встревоженных желтых бабочек, и из теней выныривают с рыком Анрей и Эрвин.