Потому что искра меняет тело женщины и дарит ей цвет и структуру волос как у мужа. Соответственно, извлечение со временем откатывает процесс, и я облондинилась обратно. Не только облондинилась, но волосы еще и основательно поредели.

— Были, да он всех разогнал, — пожала плечами служанка. — В смысле, не выдерживали они конкуренции. С травами-то оно дольше исцеление будет, а все хотели быстрее. Теперь он аптекарь единственный и лекарь тоже.

— А доехать до соседнего города?

— Так туда пять дней пути. Вы точно такую дорогу не выдержите.

М-да. Целитель-монополист с сомнительными моральными качествами. Как у него тут весь город не перевымер?

— Помоги мне поприличнее одеться, Жюли, — сказала я. По саду и полуразрушенному поместью и так можно было ходить, а вот для того, что я задумала, нужно выглядеть иначе. — Съезжу в город.

Заодно осмотрюсь.

Может быть, кто-то продает нужные мне травы. Или хотя бы что-то! До того, как узнала об измене мужа, я увлекалась еще и ароматерапией. Понятное дело, что в таком запущенном случае как у Оливии одними ароматами и эфирными маслами делу не поможешь, но я была намерена оценить обстановку и все возможные варианты раньше, чем за мной придет смерть с косой. Хотя сейчас она вполне может принять меня за свою. Коса есть? Есть. Даром что не металлическая, а в остальном я такая же костлявая и «симпатичная».

Чем больше я изучала запавшие глаза — в зеркале, в отражении, тем сильнее злилась. Нет уж! Я не умру! Не дождутся! Никто не дождется.

Жюли как раз помогала мне застегнуть платье, когда я, наконец, обратила внимание на потускневшую цепочку с медальоном у себя на груди. Завела руки за спину, чтобы расстегнуть замочек, и служанка ахнула.

— Что?

— Так вы… вы же его никогда не снимаете.

Я нахмурилась и открыла крышку медальона, чтобы увидеть портрет мальчика. На вид ему было лет десять, но он уже был точной копией Стефана: тяжелые брови, такой же тяжелый взгляд, острая линия губ, высокие скулы.

Тимоти. Сын Оливии.

На меня разом нахлынули воспоминания о моем мире. О Наташе. Ей, наверняка, уже позвонили из больницы. Что она почувствовала в тот момент, когда узнала, что меня больше нет? Сердце словно сдавила невидимая рука, и я немедленно выбросила себя из опасных мыслей. Не хватало еще второй раз за сутки умереть от инфаркта.

И цепочку тоже перестала расстегивать.

Оливия умерла сегодня, но об этом никто, кроме меня, не узнает. Носить медальон с портретом ее сына — дань уважения этой женщине, которая в одиночестве прошла через ад. То единственное, что я могу сделать в память о ней.

7. 5

Платье, которое мне выдала Жюли, судя по бархатной ткани и кружевам, когда-то было достойным королевы, но теперь износилось и выцвело: ярко-красная ткань стала цвета кирпича. Я видела такие наряды в кино и на картинках: обычно корсаж еще расшивали драгоценными камнями или жемчугом. Если здесь и были украшения, то их давно отпороли и продали. Или сразу обменяли на магию Теренса. Я бы предпочла брючный костюм, но никаких брючных костюмов у Оливии не было и в помине. Средневековье же! Хорошо хоть обошлось без корсетов: я бы такого надругательства над своим телом не вынесла, пусть даже я в нем недавно.

Несмотря на палящее летнее солнце, от зонтика я наотрез отказалась: витамин Д мне сейчас полезнее. А в город пришлось добираться пешком, по заросшей колее между полей, потому что из транспорта здесь осталась лишь двуколка, и та без лошади. Я пробыла в этом мире меньше дня, но уже успела понять: кто здесь обладает магией, тот живет замечательно, кто не обладает — ходит ножками или платит за магию. К счастью, я за нее заплатила и чувствовала себя отлично, поэтому вошла в город спустя сорок минут.