— Ты подслушивала.

Это был не вопрос — утверждение, и Амелия даже не осуждала сестру.

— Конечно, глупая, ведь в отличие от тебя я не хочу зачахнуть здесь от простуды или старости, — хмыкнула Кармиль и заерзала. — Только не думай, что я тебе прямо сейчас все выложу, мне самой не терпится, но нужно подумать... Послушай, Амелия, этот дом — тюрьма, мы живем здесь, словно впавшие в немилость к его величеству, хотя это не так, неужели не понимаешь? — горячо зашептала она. — Ты же сама говоришь, что Эривэ — домик злой ведьмы, похитившей принцесс, ну! И вот лорд Дамиан пришел спасти нас! Как прекрасный принц.

— А злая ведьма — это наша матушка? — спросила Амелия, подумав, что в ее сне лорд Дамиан был совсем не принцем. — Или леди Алексиана?

— Фу на тебя, — Кармиль отвернулась, перетянув на себя одеяло. — Как хочешь, Амелия, — сказала она степенно, тоном настоящей светской дамы — именно так они обе говорили, когда хотели посмеяться над леди Алексианой, только вот сейчас, кажется, Кармиль была серьезна. — Я помню, что я — принцесса, и мне полагается выезд, платья и десяток фрейлин, а не старое поместье в глуши, где из всех друзей у меня есть только свое отражение, потому что с дочками фермеров таким, как мы, играть не следует.

— А я? — выдохнула Амелия.

— А ты — моя сестра, — Кармиль сменила гнев на милость и повернулась к ней, ласково погладила Амелию по волосам и добавила: — Это куда больше, чем дружба, понимаешь? Неужели тебе самой не скучно здесь?

Амелия прикусила губу и помотала головой.

Скучно ей было только если заставляли сидеть на одном месте и вести себя прилично, и то со временем Амелия научилась сбегать в воображаемый мир, который с каждым годом становился все больше и интереснее. Так что нет, скучно ей не было.

— Ты странная, сестренка, — заявила Кармиль и двинулась чуть вперед, чтобы поцеловать Амелию в лоб. — Странная, но хорошая. И вот увидишь, скоро все изменится... Тихо, — вдруг скомандовала она и замерла, потому что со стороны гостиной послышался кашель.

Госпожа Эдит заворочалась, закашлялась, сказала что-то неразборчиво, полушепотом, и продолжила спать.

— Слышишь? — зло прошептала Кармиль. — Как страшный призрачный пес на службе у ведьмы, стережет пленниц!

И хихикнула, радуясь своей шутке.

Амелия спрятала лицо в складке одеяла и подумала, что, наверное, Кармиль права: раз чужаки вдруг появились в Эривэ, наверное, что-то изменилось в их матери, в леди Катарине, в том, как она смотрела на мир и что от этого мира хотела. И, наверное, Кармиль и правда хотела вернуться в тот, другой мир, который она — они обе — не успели толком рассмотреть, в мир, которым пахло от леди Алексианы, который жил и сиял далеко-далеко отсюда, за лесом, окружавшим Эривэ, и за дорогами, мостами, реками и болотами. Он представлялся Кармиль сказочной страной, полной света и смеха, сладостей и нарядов, блестящих драгоценностей и музыки, тогда как Амелия помнила лишь тишину, скуку и усталость от постоянных запретов и строгих взглядов. Сладости, драгоценности, музыка — все это было тоже, но Амелии не разрешалось касаться их, как не разрешалось трогать фарфоровые статуэтки или разные интересные вещи на мамином столике с зеркалом.

Для Амелии, собственно, мало что поменялось, когда они уехали в Эривэ.

Разве что здесь, в этом доме злой ведьмы, она иногда казалась себе свободнее, чем была там, в детстве, в другом мире, куда Кармиль так хотела попасть.

***

Мы просидели у Шамаса до темноты и вышли не в белый, самую малость морозный день, а в сизые сумерки. Сейчас мороз окреп. Воздух стал прозрачен и тих. Снег, который я видела из окна, прекратился, рыхлый и легкий, он лежал тонким слоем на земле и крышах и совсем не таял. За спиной, в просвете домов, я видела кораллово-красные облака на горизонте — солнце садилось.