— Здесь рядом.

Ладонь Кармиль легла ей на плечо.

— Два шага вперед и пригнись.

Амелия пригнулась.

Идти в пыльной тьме было страшно — не из-за тьмы, а потому что пыль осядет на серой шерсти платья, запутается в волосах, выдаст их обеих — Амелия не может без того, чтобы не посадить слишком заметное пятно на юбку или не порвать чулки, забираясь на дерево.

Кармиль выходит сухой из воды.

Всегда.

— Налево.

Толчок в спину — и Амелия идет, как послушная козочка идет за хозяйкой на картинке в книге сказок, цок-цок, золотые копытца, где они ступят — вырастают розы, потому что козочка — не простая, а подарок умершей матушки. Принц увидит розы и влюбится в девушку, но прежде злые сестры козочку заколют.

— А теперь молчи и слушай!

Сквозь две крошечные дырочки в стене падали лучи света, застывая пятнами на платье Кармиль. Было тесно, дыхание сестры щекотало шею Амелии, рука Кармиль все еще лежала у нее на плече. Очень хотелось чихнуть, но было нельзя.

Голоса за стеной были тихими и действительно пришлось напрягать слух. Амелия приподнялась на цыпочках, приложила глаза к дырочкам в стене — шторы были распахнуты и гостиную заливал тусклый свет позднего октября. Было видно плечи леди Алексианы, идеально ровную спину с полоской бледной кожи, оттененной багровым шелком. Леди Катарина сидела чуть в стороне, Амелия заметила ее черную юбку, обшитую по подолу широкой лентой жемчужно-серого кружева. И был кто-то еще. Чужие голоса, чужие тени, чужое синее платье, чужое темное платье — отсюда не разглядеть, слишком слепит луч света, смех и громкий шепот, щелканье вееров, звон фарфора, о который ударяет чайная ложечка.

— Что там? — прошептала Кармиль.

— Не знаю.

— Их трое, — Кармиль осторожно подвинула сестру в сторону и сама прилипла к крошечным окнам в гостиную. — Две леди и лорд. У него темные волосы, — добавила она, приподнимаясь на цыпочки и поворачиваясь корпусом чуть в сторону. — Я хочу скорее посмотреть! — нетерпеливо выдохнула она, чуть громче, наверное, чем следовало, но взрослые, сидящие за стеной, к счастью, ничего не услышали.

И снова — рука в руке и путь во тьме, по коридору, только теперь Амелию тащили за собой, а не толкали в спину. В этот раз путь был короче, они вышли раньше и в другой комнате — ближе к гостиной. Кармиль отдышалась и подвела сестру к зеркалу.

На всякий случай.

Снова — пара легких движений рукой по юбке и кружеву, снова — поправить ленту и локоны, уже почти высохшие, снова — одернуть воротник, снять с него лохмотья паутины, вытереть пыльное пятно с носа Кармиль, рассмеяться — подбадривая себя, а не потому что здесь есть что-то смешное, — и шагнуть в гостиную. Рука в руке.

Если Амелия в детстве играла в сказки, представляя себя и сестру запертыми в заколдованном поместье принцессами в изгнании, то у Кармиль были иные игры. Участие в них было обязательным, хотели окружающие того или нет, потому что Кармиль предпочитала не чертоги собственного разума, а вполне реальные залы и коридоры и всех, кто в них обитал. Слуги, няни, учителя, гости, друзья матушки, собачки леди Алексианы, садовник и экономка, крестьяне, нанятые, чтобы почистить пруд, послы и, главное, семья, сестры и мать, — все они были участниками игры, если Кармиль задумывала поиграть.

В Эривэ редко бывали чужие, еще реже эти чужие знакомились с сестрами, поэтому Кармиль, заметив однажды, что с какого-то момента те полтора года, которые разделяли их с Амелией, сгладились, придумала себе развлечение. Так играют близнецы, нарочно называясь именами друг друга. Сестры же д'Альвело предпочитали до последнего не называть имен, ожидая, пока новые знакомые присмотрятся и сами сделают выводы.