В коридоре послышался звук тяжелой, хлесткой пощечины. Она тяжело дышала. С ужасом, болью, гневом, обидой смотрела на высокий мужской силуэт, и глаза в темноте блестели от слез. Штайнер вытаращился, затем со злобой сжал зубы. Первая пощечина за двадцать восемь лет. И от кого?

- Ты мерзкий. – Тихо сказала Эмма. – Мерзкий. Верни сейчас, или я ухожу. Не знаю, куда. Не знаю, зачем, лишь бы не с тобой, и я лучше сдохну, чем вернусь. – В зрачках не было ни капли сомнений, Нейтан прищурился, и лязгнул челюстями. Он медленно опустил руку, девушка вырвала туфли из его ладоней, и прижала к себе, словно то было самым дорогим, что у нее оставалось. – Мне ничего от тебя не нужно. Не приноси мне еду. Не опекай меня. Не предлагай мне помощь. Твоя забота уже в печенках сидит. – Голос срывался. – Если тебе так надо кого-нибудь опекать - иди, позаботься о Белите.

- Белита сама о себе может позаботиться. – Иронично ответил Штайнер. Казалось, его лицо во тьме расползалось в незнакомый, злобный оскал, а руки сжимались, словно он едва держал себя в руках. Едва, и всеми силами давил желание схватить за шиворот свою «младшую сестру». – И ничего-то тебе не нужно, и я внезапно стал мерзким. – Нейт прищурился. – Заскоки как у гребанного подростка. Разошлись и разошлись, нет, все равно начинаются сцены. Не нужно ей ничего, да уж, конечно. – Мужчина закатил глаза, и тут же их сузил. – Тебе нужно было, чтобы я тебя трахнул. Всегда. Плевать при этом, какое у меня настроение. Плевать даже на то, что я никогда не лез к тебе сам. Или ты этого хотела? – Он медленно стал подходить ближе. – Конечно ты хотела. Ты слюни на меня пускала.

Губы дрожали. Все вокруг темнело, плавилось, а внутри все опускалось. Стальные руки схватили её за пояс, и потащили наверх. Послышался хриплый стон, Эмма хватала ртом воздух. Ком в горле сдавливал, говорить не получалось. Шок. Страх. Он смеет… говорить об этом? Он вообще в себе?

…кто это?

Схватил её в подмышку, словно ребенка. От ужаса звенело в ушах, Фастер едва переставляла ноги, спотыкаясь о ступени.

«Как бы вы не были сильны духом, это вас не спасет тогда, когда мерой будет физическая сила. Вас спасет только готовность дать сдачи, зная все физические способности своего тела.»

Он остановился возле двери её комнаты. С силой её открыл, и втолкнул туда девушку, которая едва стояла на ногах. Тремор бил тело, сглотнуть ком не получалось. Слезы капали на светлый паркет.

Она сжала ремешки туфель в руках. Затем, не помня себя, ринулась вперед, и замахнулась. Каблучки щелкнули друг о друга, и следом послышался глухой звук удара. Он резко выдохнул, ощущая, как по левой щеке расползалось покраснение в виде бокового изгиба подошвы.

- Так было, пока я тебя любила. – Сдавленным, дрожащим голосом сказала Эмма. – Сейчас я пересплю с тобой только под угрозой мировой войны. И то, если это спасет небо от бомб. Ты мерзкий.

Он резко вышел, и послышался хлопок двери чудовищной силы. Затем быстро удаляющиеся шаги. Фастер не могла отдышаться, затем рухнула на пол, схватилась за лицо и разрыдалась. Высокий, статный, теплый… сейчас отволок её в комнату, словно провинившегося подростка. Еще и посмеялся над чувствами, которые она так долго берегла внутри. Берегла для него. И только… для него. Мечтала только о нем, чтобы потом услышать… это?

Казалось, на голове шевелились волосы. Глаз словно не оставалось, они вытекали вместе со слезами. Ему хотелось что-нибудь подарить. Прижаться, сказать самое необъятное на всем свете «спасибо». «Спасибо, я люблю тебя». И как он поступил с этим желанием? Был ли ему рад?