Окинув соколиным взором окрестности, Дарья Васильевна безошибочно концентрируется на мне – обалдевшем сейчас не менее чем Светочка Маресюк парочкой минут ранее.

– О, Бережной! – память у проректорши всегда была хорошей, а голос – зычный, раскатистый, заставляющий втягивать голову в плечи. – Это что за стриптиз одного актёра?

Прошла, топая, как стадо слонов и потрясая телесами, плюхнулась на стул, который жалобно скрипнул под ней.

– А вы тут, смотрю, плюшками балуетесь, да, Никита Сергеевич? – и взгляд такой многозначительный, будто Дольский свои печеньки какой-нибудь гадостью поливает перед подачей.

Дарья Васильевна – женщина колоритная. Коротко стриженые волосы выкрашены в ядрёно-красный цвет. Говорят, в природе животные используют яркий окрас, чтобы отпугивать хищников. Но мне страшно представить того хищника, который выйдет против Дарьи Бобр. Наверное, это должен быть Годзилла? При её-то гренадёрском росте и габаритах. А тени на её веках – цвета электрик[1]. В общем, раскрас более чем боевой и пугающий.

Дарья Васильевна отправила зефир целиком в рот и, кровожадно похрустев шоколадной корочкой, великодушно произнесла:

– А ты продолжай, продолжай, Бережной. Что встал? Или подсобить? – и бровками так, многозначительно.

Ой-ё, лучше не надо.

– Я сам, – выдал, схватил рубашку и, соорудив из дверей профессорского шкафа что-то вроде ширмы, поспешил переодеться.

А Дарья Васильевна, к моей вящей радости, переключилась на Дольского:

– Никита Сергеевич, я чё, собственно, зашла. Пал Эдуардович мозг мне ложечкой выел по поводу этого квиза[2] дурацкого. Зачем он влез в это действо – мне неведомо, но к четвергу я должна сформировать лучшую команду в истории нашего университета! – она многозначительно даже пальцем погрозила кому-то неведомому. Но поскольку я как раз выходил из укрытия, то получилось, что мне.

– Помилуйте, матушка, – картинно воздел руки Дольский, – я и словей-то таких не знаю. Да и стар уже для подобных развлечений.

– Не выйдет, Никита Сергеевич, – строго заявила Бобр, – в вашем послужном списке значится, что вы когда-то играли за областную команду «Что? Где? Когда?». Поэтому вам отдуваться и вести за собой молодёжь! Уж поверьте, этот новомодный квиз ничуть не сложнее брейн-ринга!

Пока Дольский и Бобр припирались, я поглядывал на Светлану. Вот кто не унывает. Сидит у окна, строчит что-то кому-то с улыбочкой до ушей. Даже не разочарована, что шоу сорвалось. Обидно.

А Никита Сергеевич, между тем, продолжал воевать:

– Дарья Васильевна, голубушка, ну куда мне, старику, в эти игры играть? Азарт не тот. Хватки нет. Вы правильно говорите – это для молодёжи. Вот кто у вас уже там в команде?

– Такс, – Бобр достала айфон и стала что-то искать в чатах, – а, вот. Собсна, Пал Эдуардович, – ну, он ректор, ему положено, подумалось мне: я тоже с интересом слушал имена жертв. – Ларёв, Одинцова…

– Одинцова! – взвыл Дольский. – Не-не, избавьте. Лучше в клетку к тигру, чем в одну команду с ней.

Дарья Васильевна кивнула:

– К тигру и, правда, лучше, но, Никита Сергеевич, – она снова многозначительно подняла палец, – начальство сказало: «Надо!», мы ответили: «Есть!» Так что я без вас в списке отсюда не уйду.

Глаза Дольского забегали, он начал судорожно ерошить редкие седые волосы, видимо, напряжённо придумывая выход, но быстро нашёл ответ и просиял:

– Замена! – воскликнул он радостно.

Подпрыгнули все, даже Бобр на злосчастном стуле, который жалобно и предупреждающе заскрипел, а Светочка оторвала взгляд от экрана смартфона и уставилась на нас, будто проснулась и вопрошала: