— …Вот и всё! Ну не специально это, понимаешь? — наконец выдохнула я.

Он широко развёл руками:

— А-а-ахренеть у тебя всё! Да ты реально дурака из меня делаешь!

Я растерялась:

— Но почему-у-у?

— Почему?! Для блядь, вот эти ваши шпионские страсти… Этот, на хуй, детский сад… Ничего не напоминает?

— Да какие страсти?!

Он подался вперёд, сощурился:

— Ты реально думаешь, что я не заметил твои сигнальчики в окошко? М? А я тебе больше скажу — я даже видел, как вы с этим Бородиным в машине сидели, и как ты окна квартиры ему показывала... — Замолчал, играя скулами, потом сгрёб голову в ладони, зарычал: — С-с-сука-а-а... Давно меня так не уделывали! Как пацана какого-то… блядь!

И только тут до меня дошло.

— Денис, да я даже не думала!

— Не думала? Ну-ну… — поднял голову. — А мне кажется, скорее наоборот — думала. Думала, что я не видел. — Встал и, неожиданно твёрдо, словно злость победила хмель, зашагал по комнате. — Думала, что прокатит, да?

— Ну ладно, ладно! Я просто боялась, что ты разозлишься. А Петька, между прочим, сразу предложил подняться со мной и объяснить тебе всё!

Он остановился.

— Ну, ваще-то разумно! Только почему же не поднялся-то?

— Я не дала.

Он рассмеялся и, зацепив за руку, заставил меня встать. Притянул к себе.

— Короче, слушай сюда: ещё хоть раз что-то подобное… — замолчал, заторможено поднял руку, сунул мне под нос фалангу указательного пальца: — Вот хоть на столечко, поняла? И я за себя не отвечаю! Вот как хочешь, Милах, но это будет считаться блядством.

Я обмерла.

— Да ты что, Денис! Ты что? — прижалась к нему, слушая, как стучит любимое сердце. — Никогда! Слышишь, никогда!

Он смял меня в объятиях, набрал воздуха, чтобы что-то сказать… но промолчал. Возможно, за него говорили его руки, его губы, трепетная сильная нежность? Возможно. Но я, если честно, предпочла бы хоть разочек услышать это словами.

11. Глава 11

Я страшно переживала по поводу Зойки, но, понятное дело, больше в Олимп не поехала. Денис сказал, что всё обсудил, обо всём договорился. На следующей неделе обещал отвезти в «контору», познакомить с бухгалтерами. Я смирилась. Правда тот факт, что слилась как-то по-тихому изводил. Пыталась — правда пыталась! — позвонить в Олимп, чтобы хоть спасибо Зойке сказать, извиниться… но не смогла. А тут ещё Ленка с её идеей фикс на счёт съездить на разведку к Белокаменке... Тоже — минус тысячу процентов от спокойствия моей совести. Отвлекать её удавалось только разговорами о той девочке-попрошайке.

В среду и четверг мы снова ходили туда, к стадиону. Первый раз выцепили среди прохожих какого-то пацана и за баночку колы подпрягли его передать девочке беляш. Другой раз передали ей сникерс. Я спрашивала Ленку — ну а теперь-то что? Она отмалчивалась. И чем дальше, тем больше я переставала её узнавать. Она, оказалось, звонила уже и в милицию, и в инспекцию по делам несовершеннолетних. Ей сказали, что без заявления о происшествии с участием ребёнка они не могут его забрать. Андрей на связь с Ленкой не выходил, отчего она и психовала, и расстраивалась ещё больше.

— Лен, ну сама подумай, сколько их, этих попрошаек! — говорила я ей. — И сколько среди них детей? Ты же не приютишь их всех и не накормишь, правильно? И в обход ментов ничего не сделаешь. А они живут же как-то, всё-таки где-то ночуют, чем-то питаются. Мне тоже её жалко, но… Не знаю. Может, это судьба у неё такая? И не факт ещё, что потом не подфартит.

— Потом? Это когда её на панель отправят? Ну да, недолго осталось, чего уж там… Пару тройку годиков, и созрела. Если доживёт, конечно.