— Вот это и есть то, о чём я тебе говорил, помнишь? То, что важнее любых денег, то за что я буду грызть глотку до последнего. Здесь в шестнадцатом году возвели храм — самый большой во всей области. В восемнадцатом, под рёв революции, освятили, а уже в тридцать втором взорвали — ну, борьба с ересью и всё такое. Парк на этом месте разбили. После Великой Отечественной парк восстановили, но к нашему времени видела, во что он превратился? Ну вот. А я однажды в Афгане зарок дал, что церковь поставлю — тогда даже не знал где, как, на какие шиши… Просто цель, которая душу грела, может, даже, выживать помогала. Я даже не мечтал об этом месте, да и бабла поначалу вообще не было. Но Господь услышал, и когда время пришло, послал и средства и место. Нет, правда, как будто сверху всё спустилось, как-то вдруг — Раз! — и все карты легли как надо. Просто ушлые ребята из Администрации поколдовали с ваучерами, — Денис усмехнулся, мотнул головой, — нда… Приватизация, блин… Короче, переоформили назначение земельного объекта и на торги выставили, а ко мне просто за дешёвым забором обратились, я как раз тогда деревообработкой занялся… Представляешь? Не забор бы — и не видать бы мне этой землицы… Но я у спел. Пришлось, конечно, и с другими желающими пободаться, и на лапу нехило кинуть, но вроде склеилось. А когда у меня уже на мази всё было — влез Филиппов, по матери — Киперман. Та ещё еврейская морда. Пока мы с тобой в Сочи, он тут поперёк течения. И знаешь, чего хотел? Центральный рынок сюда перенести! А Боярская, с-сука… Кстати, — повернулся ко мне, — как вы с ней, ладите?

Я пожала плечами:

— А как с ней ладить Денис? На какой почве? У нас вообще ничего общего… — насупилась и буркнула уже себе под нос: — Кроме тебя.

Он притянул меня к себе, потёрся щекой об макушку.

— У меня прошлый год вообще как никогда благодатный был. И бабла хорошо поднял, и с землёй сложилось, и ты, вот… — прижал меня ещё сильнее. Помолчал. — И хрен его разберёт, что от чёрта, что от Бога, но, Милаха, честно тебе скажу, иногда даже страшно бывает. Такая пруха, она ж как карточный выигрыш — просто так не даётся, её с процентами отработать надо.

— Ещё бы! Я Саню не знала, но до сих пор в шоке, а уж ты-то…

Он мотнул головой:

— Да не только в этом дело. Все под Богом ходим, в любой момент можем к нему отойти, и пацаны знают, на что идут. Нет, не в этом страх, а в том, что… — Помолчал, задумчиво дёрнул плечом. — Не знаю, может, в том, что упущу волну? Земля, деньги — это же ещё самое-самое начало только. Работы предстоит столько, что голова кру́гом, а ещё база — её тоже замораживать не хочется, такую здравницу там отгрохать можно! А ещё производства: чуть хватку ослабишь, тут же растаскивать начинают, причём свои же. Шакалы. Так что пахать и пахать, а мне, веришь, как пацану-переростку, только одного сейчас хочется: уехать с тобой куда-нибудь подальше и забыть обо всём. Как специально знаешь, — открыл ладони, и будто взвесил на них что-то: — Тут ты, а тут всё остальное, и надо выбрать. Просто засада.

Я уткнулась лицом в его грудь.

— Медведь говорил, ты теперь заляжешь на какое-то время?

— Нет, — подумав, мотнул он головой. — Не буду прятаться. Я ж тоже не пальцем деланый, и хотя до самых верхов ещё не дошёл, но и далеко не Дёня Кирпич уже. Перерос. Надо теперь и масть другую держать. Бегать и прятаться не буду — пусть считаются с тем, что я есть.

— Это опасно?

Он пожал плечами.

— Будем разговаривать.

Понятно. Сердце тревожно сжалось, но я велела ему молчать, попыталась отвлечься.