– Сожалею, что этот вопрос доставляет такие огорчения вашему высочеству.

Грациозно поднявшись, Диана прошествовала к оконной нише и, усевшись на банкетку, похлопала по подушкам рядом с собой – с таким видом, точно призывала комнатную собачонку. Я покорно уселась рядом; удивительно, но от этой женщины не исходило никакого запаха, словно она и впрямь была из мрамора.

– Уверяю вас, – сказала она, – подобные случаи отнюдь не редки. Я сама обвенчалась с покойным супругом еще в отрочестве, но первое наше дитя сумела выносить только в двадцать с лишним. Иногда женщина созревает для материнства не сразу, а лишь со временем.

Я молчала, сцепив пальцы на коленях.

– Тем не менее, – продолжала Диана, – раз уж речь идет о таком деликатном деле, быть может, ваше высочество окажет мне честь и позволит уладить ваши затруднения?

Мне до смерти захотелось сдавить обеими руками ее белоснежное горло… но, по крайней мере, она избавила меня от худшего. От необходимости и дальше унижаться.

– Была бы вам крайне признательна, – выдавила я.

Диана похлопала меня по руке, встала и поплыла к двери. На пороге она остановилась и оглянулась.

– До меня дошли слухи, что ваше высочество прибегает к амулетам, снадобьям и тому подобному. В этом более не будет нужды. Предоставьте дело мне, и я обещаю: в самом скором времени вы подарите Генриху ребенка. Думаю, то будет чудесный день для всех нас.

И она величаво удалилась, оставив меня кипящей от бессильного бешенства, но в то же время охваченной пугающим облегчением.

– Госпожа дофина в тягости!

Весть эта вихрем пронеслась по всему Фонтенбло, и почтенные матроны и вдовы с резвостью, которой не выказывали уже много лет, бросились нашептать о ней дочерям и невесткам, а те сломя голову побежали в сады, дабы поделиться новостью с мужьями и любовниками.

– Госпожа дофина беременна! Медичи наконец понесла!

Я наблюдала за этой суматохой из окна своей комнаты. Двор уже не первую неделю ликовал оттого, что Генрих еженощно посещает меня в спальне; никто, правда, не знал, что все это организовала Диана. Она заказала особые напитки для укрепления моей крови и его сил и снабдила нас инструкцией с подробным описанием наилучших поз для зачатия. Я забиралась на Генриха верхом и, размеренно двигаясь, доводила его до экстаза; ложилась на спину, задрав ноги, и он проникал в меня. Он овладевал мною сбоку и сзади, стоящей на коленях; мы перепробовали все, что я видела когда-то в запретной книге, украденной Маргаритой из библиотеки отца, и я упивалась всем наслаждением, какое только могла от этого получить, усердствуя в разнузданности ради мужа и его любовницы, ибо она заявила, что только пылкость наших плотских утех может оплодотворить мою утробу.

И всякий раз, когда Генрих глубоко входил в меня и вызывал сладостный крик, я старалась не смотреть в темноту около кровати, где стояла Диана, не сводя с нас глаз, управляя нами с помощью точных, беспощадных, как взмахи косы, движений своих пальцев…

Заподозрив, что наши усилия наконец-то увенчались успехом, я выждала, покуда не миновали первые недели тошноты и дурного самочувствия, а уж потом сообщила о свершившемся. Диана прислала повивальную бабку; та ощупала меня снаружи и изнутри, а затем объявила, что я в тягости и беременность протекает как должно.

Король поспешил ко мне.

– Это правда, дочь моя? – срывающимся голосом спросил он, и я улыбнулась, скрывая отвращение при мысли о том, на что пошла ради этой минуты.

– Да, правда. Я жду ребенка.

– Я знал, что ты оправдаешь мои ожидания! Тебе ни в чем не будет отказа. Только попроси, и получишь все желаемое.