– Ну так оставайся, но только не вздумай нас выдать!
Вдвоем с Маргаритой мы составили план и решили ускользнуть после занятий, в тот час, когда обычно играли на музыкальных инструментах либо развлекались настольными играми. Утром я никак не могла заставить себя слушать наставника, и Маргарита, следившая за мной поверх книги, едва сдерживала смех. Плащи, уличные башмаки и кошелек мы запрятали в банкетке. Наше приключение было подготовлено на славу.
Вдруг дверь распахнулась, и в классную комнату вошла герцогиня д’Этамп. Наставник поперхнулся на полуслове. Принцессы и я встали.
– Его величество приказал всем удалиться в свои комнаты, – заявила герцогиня. – Дворец окружен стражей. Никто не может ни войти, ни выйти до последующих распоряжений.
Говорила она вполне спокойно, однако я никогда прежде не видела ее такой бледной. Мы собрали учебные принадлежности и двинулись к выходу, но у самой двери герцогиня остановила меня:
– Нет, Екатерина, подожди. Король желает видеть тебя сию минуту.
Мадлен и Маргарита опасливо глянули на меня, и в этот миг мне стало по-настоящему страшно. Что же произошло, если король окружил дворец стражей и потребовал меня немедленно к себе?
По пути к королевским покоям мы миновали придворных, которые, жарко перешептываясь, теснились в нишах коридоров. Все старательно избегали моего взгляда, и страх, охвативший меня, нарастал с каждым шагом.
– Мадам, – пролепетала я, – что я натворила?
Неужели дело в моем браке? А вдруг Франциску надоело, что Генрих пренебрегает мной, и он решил отослать меня прочь? Такого исхода я страшилась уже несколько месяцев и теперь затаила дыхание, когда герцогиня запустила руку в складки платья и извлекла измятый, пахнущий дешевыми чернилами листок.
«Кощунства папской мессы, – прочла я, – сотворенные во искажение святой Тайной вечери Христовой: Римская церковь и священники ее суть идолопоклонники, отрицающие вероучение Спасителя. Сожигайте же своих языческих идолов, а не почитающих истину Господа нашего Иисуса Христа».
Я подняла взгляд на герцогиню.
– Это гугенотский памфлет, – поморщившись, пояснила та. – Прошлой ночью, пока все спали, эти еретики дерзнули разбросать свои листовки по всему дворцу. Должно быть, они подкупили тех слуг, которые разделяют их ложную веру; эти памфлеты Франциск обнаружил даже в своей спальне. Он в ярости. На прошлой неделе он вынужден был отдать приказ об аресте двадцати четырех гугенотов, которых застигли за печатанием «Установлений» Жана Кальвина. Вот почему нам пришлось перебраться в это чумное гнездо под названием Париж: Франциск должен наглядным примером показать, что во Франции не потерпят ереси.
Итак, все вышло, как предсказывал Колиньи: короля вынудили признать существование того, чего он так долго старался не замечать. Очевидно, при дворе есть гугеноты. Наивны были мои надежды распознать их по внешнему виду: они, должно быть, стараются не бросаться в глаза, держат свою веру в тайне, но их здесь немало – вполне достаточно, чтобы распространить эти памфлеты. Я по-прежнему не знала, как относиться к этим людям, но совершенно точно не хотела, чтобы их поступки выводили короля из равновесия или чтобы их вера нарушала покой страны.
– Его заставили действовать вопреки желанию, – продолжала герцогиня. – Бедняга, он всегда предпочитал перед Римом делать вид, будто страна едина и протестантов не существует. – Она вздохнула. – Все это так неприятно! Не понимаю, право, чего они думают добиться такими вызывающими действиями. Впрочем, их собратья-лютеране ничем не лучше. Во всех владениях Габсбургов, от Нидерландов до Германии, царит хаос – и все из-за этой так называемой «новой веры».