Но даже вблизи дом производил неизгладимое впечатление.

Толстые стены с щербинами, изъеденные солью, кое-где с обнажившимися из-под известки камнями, тем не менее казались несокрушимыми.

Большинство окон на втором этаже лишились стекол и были забиты досками. На крыше виднелись хаотичные заплатки из свежего дерева. Лужайка перед домом заросла сорняками, щебень на дорожках размыло, а из клумб торчали не подлежащее идентификации сухие стебли.

И все же я ожидала худшего. Вокруг шумел лес, и остатки сада терялись в нем в паре десятков шагов от особняка. Море поблескивало в прорехах живописных зарослей, некогда, видимо, бывших аллеей для прогулок.

– Это… прекрасно, – сказала я, не найдя других слов.

Будто бы домой попала. Словно всю жизнь сюда стремилась и, наконец, добралась.

Внутрь я вошла, пребывая в легком трансе. Я как будто бы заранее знала, что увижу: огромную кухню с закопченным потолком, но холодными застоявшимися печами и запахом старого жира, несколько узеньких комнат-кладовок, гостиную с высокими окнами в эркерах, библиотеку с пыльными книгами и вытертым ковром, каменную лестницу наверх…

Нам с Дерси подготовили две смежные комнаты. Я распорядилась, чтобы открыли еще одну, для юного Габриэля, на Нэнси, уперев руки в боки, категорично заявила, что дел у нее и так хватает.

Динфэй робко вызвался помочь, но я отказалась. Слуге, довольно немолодому человеку, и так досталось за день. Я лишь попросила его отнести чемоданы в комнаты.

Переодевшись в старенькое платье, я в буквальном смысле закатала рукава. Пыль я не переносила, и как рассадник бактерий и прочей гадкой живности, и как аллергический фактор. У меня уже начинал подозрительно чесаться нос.

Натаскав воды, мы с Дерси отдраили светлую комнатку для Габби. А потом, переглянувшись и поморщившись, принялись за свои спальни.

Создавалось ощущение, что Нэнси прошлась по комнатам по какой-то странной траектории, держа по тряпке в вытянутых руках. Где задела там, считай, и протерла. Пол, кажется, подметали метлой из трех прутьев, вездесущий морской песок хрустел под ногами.

Одним словом, к концу дня мы так умаялись, что отужинали хлебом и сыром (Нэнси пыталась накормить нас вчерашним овощным рагу, но мой нос категорически воспротивился).

Ночью я лежала в кровати, раскинув конечности морской звездой и бессмысленно таращась в освещенный двумя лунами потолок.

Мне никогда со всем этим не справиться, сделала я вывод, заставив несколько мыслей лениво пошевелиться в черепной коробке. И какая еще, к чертям собачьим, финансовая независимость? Что я умею? Хорошо готовить? Вести хозяйство? Да, пожалуй. Но о том, чтобы превратить Фаир-Глан в процветающий курорт, не стоит и мечтать.

Никто еще не отменял такое понятие, как развитая инфраструктура. Это в художественной литературе шустрые попаданки из нашего мира в средневековье зарабатывают начальный капитал на внедрении посудомоечных машин и продвинутых сельскохозяйственных технологий.

У меня была только моя профессия. Вряд ли в городе поймут, если там появится лэнья-ветеринар. Да и договор предполагал, что я буду жить в поместье. По Кодексу Измененных я могла покидать Фаир-Глан лишь на один совокупный месяц в году и каждый выезд должна была согласовывать с Гнездом Люминоров и бывшим мужем. С такими ограничениями постоянная работа в городе мне не светила.

Хорошо хоть особняк не оказался развалинами. Если правильно рассчитать бюджет, можно потихоньку двигаться по пути ремонта и обновления. В конце концов, в договоре не указывалось, что я должна превратить Фаир-Глан в королевскую резиденцию.