– Нас просто этому не учили, понимаешь, никогда не задумывались. Получается ерунда… Знаешь, я думаю, что это некорректно поставленный вопрос. Такая штука, которую нельзя разделить.

– Подожди. Вот работа, как добывание средств к существованию, закончилась. Можно остановиться – и это никак не скажется на уровне жизни уже до самой смерти. Даже если пополам поделить.

– Безусловно. Уже давно. Причем реально давно.

– Тогда остается работа как что?

– Ну, как многое – как средство самореализации, как средство…

– Смотри. Журнал «Форбс», по-моему, список 500 миллиардеров печатает, и последние уже не миллиардеры – там чего-то они 600 или 700 миллионов имеют. 500 человек всего. Ну пускай нелегально, наркобароны или бандиты какие-нибудь из Средней Азии – еще 500. Вот, всего 1000 человек. Из 6 миллиардов населения планеты. Дальше куда? Чего это ты еще там сам себя реализуешь?

– Вопрос понятный. Говорят – трудоголик и так далее. Я тоже задавал этот вопрос. Я безболезненно не вижу возможности перейти в другую форму существования. Во-первых, мне это нравится. Я себя убеждаю в том, что мне это нравится. Во-вторых, результатами моего труда являются заведомо не только деньги. Хотя деньги при всей материальности мира, в котором мы живем, являются фактическим мерилом этого результата.

– Всеобщий эквивалент. Где-то я уже это слышал. Глубокая мысль.

– Это не я сказал. Я по образованию системщик. Я искренне благодарен тем учителям, которые меня научили системно мыслить. И в процессе своего труда мне нравится строить какие-то новые системы. В какой-то мере для меня это творческий процесс. Это широкий спектр вопросов, который тебе приходится ежедневно обсуждать, все время – что-то новое. Это интересно. И немаловажен еще такой фактор, как круг общения. Все-таки мы живем же в социуме определенном, то есть сталкиваемся с людьми, и работа тебе дает возможность все время расширять этот круг общения.

– То есть ты на самом деле сейчас работаешь просто для удовольствия?

– Да. Причем частично даже на уровне физиологическом. Может быть, с возрастом приходит, но для меня это как некоторый формат физической нагрузки. Вот я знаю, что мне утром надо встать и пойти на работу. Вот если бы у меня работы не было, я бы не встал.

– По ходу этой деятельности приходится конкурировать, кого-то разорять, обскакивать, вытеснять с рынка, лишать состояния, бизнеса. Тоже люди вроде, у них свои семьи, они тоже это удовольствие должны были получить. Это не дорогая цена за твое удовольствие? Когда это необходимость, когда это битва за кусок хлеба, за место под солнцем – тогда это оправданно, потому что есть некий социальный дарвинизм. А когда это просто удовольствие…

– Не, я вот тут с тобой не согласен. Потому что, преломляя твой вопрос к себе, как я отношусь к конкурентной борьбе и что могу сказать о людях, которые в отношении меня предпринимают какие-то там усилия – с разорением, вытеснением, уничтожением меня и так далее? Их действий я же отменить не могу! Здесь уже есть элемент спорта. Я очень люблю достойных противников. Для меня это непреодолимо.

– То есть это как бы фехтование, только шарики на конце рапиры отвинтили. И уже каждый такой укол – в кровь…

– Неправильная аналогия! Не имеет никакого отношения! Это диалектика. Потому что если бы рядом не было таких «злых» людей вокруг тебя, то вот то, чем ты мотивирован, рано или поздно постепенно бы скукожилось. Пропал интерес… А так – адреналин. Кто кого. Ну, ты понимаешь…

– Нет, я хочу сказать – это не спорт. Потому что цена – это не проигрыш, цена – это судьба… А то и жизнь.