Взяв вещи, Саймон последовал по узкой лестнице за девушкой, безуспешно пытаясь не поддаваться гипнозу покачивающихся в нескольких дюймах от лица бедер. Закрой глаза и думай о мамашиных усах! Они поднялись на крошечную площадку, и девушка открыла дверь в комнату ненамного больше – чердак с низким косым потолком. Темно и жарко как в печи.

Девушка распахнула ставни, и перед Саймоном открылась так восхитившая его панорама. Он оглядел комнату. Узкая койка, над ней голая лампочка, на полу потертый линолеум. Она напомнила ему спальню младшеклассников в годы учебы в пансионе. Если не считать открывающегося перед ним пейзажа.

– Formidable[25], – произнес он, опуская вещи и разминая плечи.

– C’est pas un grand lit, mais vous êtes seul[26], – улыбнулась девушка.

– Malheureusement, oui[27].

Саймон обнаружил, что пожимает плечами – заразная французская привычка.

Девушка перешла к делу. Ужин через час, на кухне. Туалет этажом ниже за синей дверью. Если месье что-нибудь потребуется, они с мамой будут внизу.

Саймон подумал было о телефоне, но решил повременить до завтра. Разложив вещи, пошел поискать синюю дверь и душ.

Водопроводные устройства у французов, людей в общем изобретательных и со вкусом, часто шокируют иностранцев, привыкших к скрытым трубам, предусмотрительно приглушенным сливным бачкам и плотно закрывающимся кранам. Саймону потребовалась не одна минута, чтобы разобраться, как работают хлипкие, но довольно сложные комбинации труб и кранов. Наконец под аккомпанемент ревущих труб ему удалось по частям обмыться при помощи хитрого устройства на резиновом шланге, попеременно подающего то кипяток, то ледяную воду. На глаза ему попалась прикрепленная к внутренней стороне двери туалета вывеска, украденная из отеля на озере Аннеси:

Он спустился вниз и пошел на звук доносившихся с кухни голосов. Застеленный клетчатой клеенкой длинный стол накрыт на четверых – литровые бутылки с вином и водой, гигантский батон, полная салата пластмассовая миска размером с таз и на краю стола телевизор с приглушенным звуком. Мама с дочкой натирали оливковым маслом и зубчиками чеснока куски мяса. Над раковиной мыл руки тот самый мужчина с физиономией кирпичного цвета, которого Саймон видел на тракторе. Папа.

Повернувшись к Саймону, не вытирая рук, подставил ему для пожатия локоть.

– Бонетто.

– Шоу. Саймон Шоу.

– Bien. Un verre?[28]

Наполнив вином два стакана толстого стекла, он жестом пригласил Саймона к столу. Мама поставила перед ними блюдо с нарезанной колбасой и корнишонами, и для Саймона начался долгий трудный процесс знакомства с провансальским гостеприимством.

За колбасой последовала пицца, потом жареное мясо с перцем, салат, сыр, пирог с лимоном. Три литра молодого, сохранившего аромат винограда красного вина с собственного виноградника Бонетто. Между глотками вина наставления на ужасном диалекте, сопровождаемые взрывами смеха мамы и хихиканьем дочки, когда Саймон отчаянно пытался разобраться в носовых звуках убыстрявшейся с каждым стаканом речи Бонетто.

Смысл отдельных фраз доходил до него, как вспышки света в тумане: Бонетто не только хозяин кафе и владелец нескольких гектаров виноградников, но и мэр Брассьера, социалист, охотник, настоящий paysan du coin[29]. Он никогда не бывал дальше Марселя, расположенного в сотне километров, да и тогда брал с собой ружье, потому что хорошо известно, что в Марселе живут одни уголовники. В Брассьере, гордо заявил он, ни одного преступления.