Был понедельник, вторая половина дня, сразу после окончания школьных каникул на День Всех Святых. Я только что окончательно законсервировала на зиму несколько номеров, весеннее открытие которых уже не увижу, и тут пришла Маша и позвала за собой. Я подчинилась с тяжелым сердцем, но вдруг сообразила, что отчаяние – практически незнакомое мне чувство, такую прочную броню от ударов судьбы я себе создала. Я всегда старательно запрещала себе привязываться к кому-то или чему-то, окружала себя надежными стенами. Привязываться слишком опасно, а я избегала страданий. Но магия этого места сделала меня уязвимой. Полгода, проведенные здесь, смягчили меня, а заодно и обезоружили. И мне придется очень дорого заплатить за это.

Маша повела меня в библиотеку, куда раньше я заходила, только чтобы убрать, пусть она и была открыта для всех – и гостей, и сотрудников. Эта комната притягивала меня словно магнит, но одновременно пугала, как сам отель, когда я только появилась в нем. Я мечтала провести в ней долгие часы, желая многому научиться, много читать, чего я до тех пор никогда не делала, но я не считала, что имею на это право, не для меня это и никогда для меня не будет. Маша предложила мне сесть на кушетку. Я присела на самый краешек и вдруг подметила на ее лице ласковую улыбку. Самим своим присутствием она как будто возвышала меня и дарила мне тепло. Когда она мне улыбалась, меня будто укутывали в мягкое одеяло, согревающее и успокаивающее. Она спросила, нравится ли мне работать у них, нравится ли жить в гостинице и обслуживать людей, приехавших отдыхать, не раздражает ли это меня. Мне едва удалось обуздать свой энтузиазм. Я, конечно, в этом совсем не разбиралась, но сразу полюбила саму атмосферу отеля, полюбила доставлять удовольствие гостям, радовать их отличным приемом, хотя моей обязанностью тогда была только уборка. Я была ошеломлена, когда меня впервые горячо поблагодарили за состояние номера после уборки и оставили чаевые. Я открыла для себя, что тоже участвую в создании комфорта, в организации благополучного отдыха, а ведь я даже не знала, что это такое, я же ничему не училась, не получила образования в отличие от всех этих людей. Я была основательно потрепана жизнью, и работа действовала на меня благотворно. Я впервые ощутила, что меня уважают. Единственный раз, когда клиент повел себя неподобающим образом, его сразу же резко осадили.

Маша не собиралась расспрашивать меня о моих планах на будущее. Она просто объявила, что они с Джо хотели бы, чтобы я осталась и помогала им. Они были готовы учить меня, заниматься моей профессиональной подготовкой. Она предупредила, что мне придется много работать, быть старательной и активной и на мое обучение потребуется несколько лет. Я только кивала, не в состоянии выдавить ни слова, отказываясь верить. Правильно истолковав мое молчание, она уточнила:

– Мы были бы рады, чтобы ты оставалась с нами столько, сколько захочешь.

Я пристально смотрела на Машу, пока ее фигура не скрылась за пеленой слез. Я была кому-то нужна, кто-то хотел, чтобы я находилась рядом, кто-то был готов открыть мне свой дом и оставить у себя. Маша встала, обошла стол и села рядом со мной, впервые обняла меня и, прижав к груди, принялась баюкать. Долгие-долгие минуты я плакала от облегчения и счастья, на которое, как я полагала, не могу рассчитывать. Я рыдала так, как не рыдала ни разу с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. С этими слезами выплеснулось все пережитое – долго скрываемая печаль, удары судьбы, злость, разочарования, рухнувшие надежды, неверие в благородство и бесконечную доброту Джо и Маши. Они протягивали мне руку помощи, увлекали за собой, они защищали меня так, как никто до этого не защищал. Они дарили мне покой. Они принимали меня без оговорок, без осуждения, такой, какой я была.