— Вы уверены? Может, всё-таки упаковать? Будет красиво, тем более если в подарок женщине.

— Я сказал, в пакет. Моя женщина не из тех, кому нужна мишура.

***

Выключив двигатель, я нашёл окна квартиры. Света не было ни в кухне, ни в комнате. Разумеется, спит. Бумажный пакет из ювелирного лежал на соседнем сиденье.

Я потёр переносицу и тряхнул головой. Старый дурак. Скоро дочь замуж выдавать, а накрыло, как в юности, когда все юбки были для того, чтобы их задирать. Вручённая напоследок Асланом бутылка коньяка лежала рядом с пакетом. Откупорил и сделал глоток. Набрал номер.

— Пап, привет. — Алия взяла трубку почти сразу.

— Спишь?

— Ну да, почти.

Она врала. Не спала и не собиралась.

— Где ты? — спросил жёстко.

— Дома. А где мне ещё быть?

— А если матери позвоню?

— Пап, ты чего? — спросила обиженно. — Что случилось? В три часа ночи звонишь, сам непонятно где, а мне какие-то претензии предъявляешь.

— Ты у меня сейчас поговоришь.

Она фыркнула, но больше язвить не стала. Хотел попросить дать трубку Мадине, но представил, что придётся говорить с ней, и передумал. Алия всё молчала, а я сквозь лобовое стекло буравил тёмные окна. Если бы какой-нибудь хрен обрюхатил мою дочь, убил бы. Ни слушать, ни разговаривать бы не стал. Но это моя дочь.

— Я пойду пап, ладно? Не знаю, что там у тебя стряслось, но ты какой-то странный. Кстати, — она замялась, — у меня что-то с карточкой. Платежи не проходят.

— Я ограничил лимит.

В трубке повисла тишина. Решил бы даже, что оборвалась связь, но вызов продолжался. В отличие от матери, Алия не истерила, просто молчала.

— И с чем это связано? — наконец спросила она.

— Решил пересмотреть твоё отношение к жизни.

— М-м-м… — протянула дочь. — Интересно как. А своё отношение к жизни ты пересмотреть не решил?

— Пока ещё нет, но думаю об этом.

***

Чтобы почувствовать Яну, свет был не нужен. В квартире пахло её духами — простыми и лёгкими. В прошлый раз меня встретила тишина, в этот тоже, но сейчас она была здесь.

Не раздеваясь, прошёл в спальню.

Яна лежала на постели, повернувшись лицом ко мне. Волосы её были собраны то ли в хвост, то ли в косу, в полумраке не разберёшь. Зато лицо я видел хорошо. Тонкие изящные черты — нос, брови, губы.

— Яна, — позвал, но она не проснулась. — Яна.

Девчонка зашевелилась. Приоткрыла глаза и приподнялась.

— Карим…

Чего хотел от неё, сам не знал. Трахнуть? Может быть, но тогда бы всё было куда проще. Она смотрела на меня, я — на неё. Откинув одеяло, она спустила с постели ноги. Зевнула, прикрыв рот рукой, и нахмурилась.

— Скажи мне, если я не проснулась и ты мне просто снишься.

Я засмеялся. Вначале просто усмехнулся, а потом, ёлки-палки, засмеялся, как не смеялся уже давно.

Она нахмурилась сильнее.

— Значит, не снишься.

— Не снюсь.

Включил свет. Она начала приглаживать волосы, зацепилась пальцами за резинку, случайно сдёрнула её и стала шарить по одеялу в попытке найти.

— Брось, — сказал, подойдя.

Она подняла глаза. Всё ещё заспанная, в старой сорочке, со слабой растрепавшейся косой, она внезапно показалась мне ближе, чем все, кто был в моей жизни.

— Брось, — повторил я. — Руку дай.

Яна посмотрела с удивлением, потом протянула ладонь. Я открыл пакет и вытряхнул ей на ладонь всё, что там было. Девица из магазина сложила-таки побрякушки в мешочек, и Яна непонимающе уставилась на него. Подняла глаза.

— Зачем?

— Не нравится?

— Нравится. — Она аккуратно перебрала украшения и опять подняла голову. — Просто… зачем? Я же тебе никто, Карим. А это…

Хотел сказать, что она мать моего сына. Или дочери. Что она — мой подарок.