Она заглядывает мне в глаза, ища одобрения, а я из последних сил сдерживаю себя, чтобы не скривиться при упоминании о моей бывшей жене. Я не стал разглашать родным истинное положение дел и причину нашего развода, потому что Свету они знают с детства – мы выросли на одной лестничной площадке – и любят ее словно родную дочь. И ее, и мои родители нарадоваться не могли, когда узнали о том, что между нами вспыхнула любовь, а потом долго пытались выяснить, что же произошло на самом деле, и помирить нас. 

После предательства жены я сказал родным, что мы не ужились, и попросил больше никогда не возвращаться к этой теме. Мне не нужны были их жалостливые взгляды, их и так в тот период моей жизни было предостаточно.  

У меня сложный и упертый характер, поэтому мать решила, что дело было во мне, и до сих пор относится к Свете как к горячо любимой невестке. Несколько раз даже намекала на то, что та не прочь попробовать вновь, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать чего лишнего о Свете.

— Спасибо, мам, я как раз очень голоден, – на моем лице растягивается улыбка. 

Представляю, как удивится моему появлению бывшая жена, а потом наверняка решит, что это ее шанс заполучить меня обратно. Вот только никаких «нас» уже не может быть. Не после того, как она прожила полгода с каким-то мужиком, пока я ходил с тростью и перенес несколько операций.  А все из-за проклятого швейцарского курорта, куда меня потащила Света. Отлично покатались на лыжах: перелом бедра, а потом мой организм отторгал «штырь» и кость никак не срасталась. Мне казалось, этот ад никогда не прекратится. Клиники, капельницы, операции, трость, хромота. А несколько первых месяцев вообще был практически прикован к постели. В какой-то момент я начал отчаиваться, особенно когда у нас закончились деньги, а в таком состоянии работать я бы не смог.

— А ну, проходи давай, чего же ты стоишь в дверях, — суетится мать, забирая у меня куртку и расспрашивая, как я добрался до дома и когда планирую снова уйти в море. — Эх, с этой работой ты так никогда не создашь нормальную семью. Завязывай давай. У тебя уже и квартира хорошая есть, и машина, найди что-то здесь, какая жена выдержит такое? По несколько месяцев в год находишься дома, а все остальное время отсутствуешь.

— Мам, ты ведь знаешь, что ничего другого я делать не умею, — целую ее в щеку и улыбаюсь. Она мечтала, чтобы я пошёл по ее с отцом стопам, но преподаватель из меня вышел бы никудышний. Да и сколько бы я получал за это? 
 
 Я прохожу в кухню и на мгновенье застываю. Света стоит ко мне спиной, возится у плиты. Ее тело словно натянутая струна, она напряжена, наверняка услышала мои тяжёлые шаги и знает, что я здесь. 

Она ничуть не изменилась. Все такая же стройная, с длинными русыми волосами. Тонкие пальчики с идеальным маникюром, модный спортивный костюм, в котором скорее нужно покорять мужчин в зале, а не кухню. Она поворачивается ко мне, и на ее лице появляется натянутая улыбка. 

— Макс? Вот уж кого не ожидала увидеть. Давно вернулся? — Она вытирает руки о передник, ведёт себя непринужденно, словно нет между нами той пропасти, которую создала она сама. Медлит лишь мгновенье, а потом делает навстречу мне несколько шагов и тянется за поцелуем. 
 
 Я поворачиваю голову в сторону, и ее губы лишь слегка задевают мою щеку. Но и этого достаточно, чтобы все внутри меня заполнилось желанием стереть с кожи ее прикосновения. Я не могу удержаться, подношу ладонь к лицу и, не отрывая от нее взгляда, демонстративно стираю мерзкий поцелуй. Словно меня поцеловала не красивая и некогда желанная девушка, а уродливая лягушка.