— Это всё нервы. Из-за нагрузки.

— Из-за бабы это! — всхлипываю. — Лена, ты бы её видела! Молодая… — выдыхаю с дрожью в голосе.

— Насколько молодая? — подруга хмурится.

— Лет двадцать на вид, — слёзы застилают глаза. — А я что?.. После родов располнела… За четыре с половиной года так и не скинула. С работы домой тащу тетрадки, потом сижу до полуночи проверяю их. Супы-борщи, стирка, уборка. Меня съел быт, переварил и выплюнул.

— Никусь, что ты такое говоришь? — у Лены тоже слёзы на глазах. — Да о такой красавице-умнице, как ты, только мечтать!

— Ага, да! Знаешь, сколько у нас с Сашкой уже ничего нет? Месяц!

— Ой, скажешь тоже! Месяц без этого — ничего страшного.

— Конечно, ничего страшного, — шепчу и киваю. — Когда есть с кем еще кроме жены — вообще ничего страшного, — отдаю подруге стакан и прячу лицо в ладонях.

Новый виток истерики набирает обороты, а Лена снова отпаивает меня водой, старается утешить.

— Всё, успокаивайся, — заявляет строго. — Плакать бесполезно, надо думать, что делать.

— За девочками ехать, — шмыгаю носом, вытирая слёзы.

— Тебя колотит вон… — вздыхает подруга. — Как ты детей везти собралась?

— Не знаю, — пожимаю плечами.

— Значит так, сейчас я заберу сумочку и сяду за руль. Считай, что сегодня твой водитель.

— Тебе работать надо, Лен.

— Работа не волк. У меня сегодня одна клиентка осталась, но я отменю. Ты важнее.

Подруга уходит за сумочкой, а я смотрюсь в зеркало дальнего вида. Плакала-плакала, а тушь не потекла. Потому что нет на ресницах туши. И теней на веках нет, а губы забыли, что такое помада. У меня даже на лёгкий макияж не хватает времени.

О, снова звонит… Кобель! Разговаривать с Саней я не хочу — давлю на сенсорную кнопку отбоя. Пусть с любовницей своей поговорит.

К горлу снова подступает комок обиды и боли.

— Пересаживайся, — Лена открывает водительскую дверь.

Пересаживаюсь. Я машину вести не в состоянии. До салона доехала на адреналине, а теперь всё — кончилось «топливо».

Щёлкаю ремнём безопасности на пассажирском и стараюсь держать себя в руках. Девочкам нельзя видеть мать в таком состоянии. Не знаю, как объяснять дочерям, что папа больше с нами жить не будет. А он не будет с нами жить. Не захочет уйти сам — соберу ему чемодан.

До дома культуры доезжаем молча. Выходим вместе с Леной из машины, и она под руку ведёт меня к зданию. Я чувствую себя тенью — бестелесным созданием. В голове и сердце боль, а перед глазами туман.

— Мам, Янка мне сумку порвала! — жалуется на сестру Аня.

— А она мою резинку в окно выкинула! — вторая сестрёнка не отстаёт.

Стою и смотрю на близняшек пустым взглядом. Сумку порвали, резинку для волос потеряли…

— Так, девочки мои! — Лена перехватывает инициативу. — Ваша мама сегодня очень устала, и у неё разболелась голова, — берёт близняшек за руки. — Поэтому рот на замок и идём в машину.

Умеет тётя Лена быстро организовать тишину. Оно и неудивительно — у них с мужем тоже близнецы, только мальчики. Опыт имеется.

Подходим к машине, подруга открывает заднюю дверь — Яна и Аня юркают в салон. А я стою, смотрю вдаль. Замерла, и отмирать не хочется.

— Я смотрю, ты совсем «устала», — вздыхает Лена.

— Совсем… — повторяю шёпотом.

— Вот что, я девчонок к себе забираю до завтра, а тебя отвожу домой. Саня придет, и вы с ним поговорите.

— Я не буду с ним разговаривать, — мотаю головой. — Я всё видела.

— Что ты упёртая такая?! — подруга психует. — Выслушай Орлова, с тебя не убудет. Я вот уверена, что это какое-то абсолютно дикое недоразумение, а не измена. Не мог Саня с тобой так поступить.