— С чего ты решил, что я буду тебе рада?

— Я могу тебе помочь.

— О нет! На моей кухне только одна хозяйка — это я. Максимум, что я могу тебе позволить, это вымыть посуду.

Черт.

Безумие.

Дура же. Дура!

Пожалеешь!

Но я уже сказала “А”, и вообще, если бы я тоже о нем не думала иногда и не скучала по этому нахалу, оборвала бы разговор сразу же и ушла.

Так что нужно быть честной: Тарас меня зацепил.

— Но я…

— Ты моешь посуду!

— Разве у тебя нет посудомоечной машины?

— Есть, конечно. Но она сломалась, а я вечно забываю вызвать мастера. Так что ты либо моешь посуду, либо проваливаешь.

— Хорошо. Я мою посуду, — вздыхает.

— В фартуке. С тюльпанами.

— Хоть в чепчике на голое тело.

Мне кажется, он на все согласен, молча забирает пакет у меня из рук, шагает в лифт, наконец, позволив ему закрыться.

Тарас держится на небольшом расстоянии, но глазеет на меня жадно, откровенно соскучившись. Это ужасно приятно, до мурашек.

Я открываю дверь своей квартиры, парень топчется за моей спиной.

В момент, когда ключ совершает последний оборот в замке, Тарас делает шаг вперед и утыкается носом в мою шею, обмотанную объемным шарфом.

— Ты обалденно пахнешь…

Он едва-едва меня касается, шепчет чуть слышно, и мои мурашки сходят с ума, кружась в хороводе с ожившими бабочками.

17. Глава 17

Тарас

Что я здесь делаю? Тупень. Баран. Кретин.

Разве мне здесь место? Разве мы пара? Поведение зашквар просто.

Стыдоба. Слюни распустил.

Смотрю на Айю в пальто и бомбит в грудаке нещадно. Можно сказать, что я ее хочу. Да, хочу. Но не только это. Не про секс этот пожар в голове и груди.

Когда Айя разрешила войти, после перебранки небольшой, я испытал откат сильнейший. Можно даже сказать, к ногам ее обтек. От радости чуть на голову не встал. Нужно держать вид невозмутимый, но меня в счастливую лыбу раскатывает, и везде звенит. Не только яйца промерзшие. Все внутри звонко сотрясается под яркий, заводной бит.

Настроение вверх. Чувства обострены.

Духи Айи в конце дня едва уловимы, ее личный запах звучит громче, полнее. Он сочный, свежий, брызжущий во все стороны.

Меня им омывает снизу-вверх и обратно. Снова снизу-вверх, и на этот раз — мощнейший стояк подкатывает в задубевшую ширинку джинсов.

Меня бомбит даже от того, как Айя плотно и модно упаковано в свое пальто, а что будет потом, даже думать не хочется.

Не получается.

Я как животное. Запрос только на спаривание. Хотя у животных все намного честнее и чище. Только голые инстинкты, но у меня в голове просто туман, хаос, среди которого мелькают яркие вспышки молний-радости.

— Проходи. Разувайся! — командует Айя.

Я бы дурашливо приложил руку к пустой голове, но руки заняты пакетом с продуктами. Из плотного картона выглядывают хвостики лука, виднеется стручковая фасоль. Я понятия не имею, что из этого можно состряпать вкусное, но слюни подхватываю. Почему-то верю, что Айя сумеет даже яичницу превратить в произведение искусства.

Отношу пакет на кухню и выхватываю из него яблоко, куснув за румяный бочок. Опускаю его на стол и успеваю подойти к красавице в момент, когда она снимает пальто. Подхватываю соскользнувшее изделие. Она принимает ухаживания, как должные, вытягивает волосы из-под шарфа.

Тащусь от вида, как ее волосы золотисто-русым каскадом опускаются на тонкую спину. Она вся какая-то тонкая, воздушная, нереальная! Если в мире есть королевы, то у них должна быть ее грация и чувство достоинства. Все остальное — ширпотреб и подделка.

Айя перехватывает мой взгляд, поднимает тонкую бровь:

— Что?

— Скучал.

— Ты уже говорил.