Как выяснилось, ребенок не просто умел разговаривать, но и был более чем развит для своих почти трех лет. Мне сразу же поведали о том, что день не задался, так как на него Петя имел совершенно другие планы, мама — красивая, но дура, и вообще, жизнь — г..вно! При этом в голосе не было ни намека на грусть или обиду, всего лишь констатация факта. Мне бы так!

    Продемонстрированные семейные фотки подтвердили: мама — красивая! Что тут же закрепилось явлением вышеупомянутой в реале. Как и то, что она реально дура! На мое вполне невинное… хотя нет, мое замечание было адекватным сложившейся ситуации. Какой идиоткой нужно быть, чтобы оставить ребенка одного, да еще где?! Так вот, вместо того, чтобы, пристыжено опустив глаза, принять заслуженное порицание, эта стерва разразилась таким потоком брани, что меня чуть не снесло вместе с ее сыном на руках, на которые он с удовольствием перебрался еще в процессе нашего знакомства. Зато стало понятно, что она не такая и дура. Все, что было озвучено, попало точно в цель, обнажив все мои недостатки, о которых я был прекрасно осведомлен, но не считал избавление от них приоритетным на тот момент. В долгу я не остался, заявив напоследок коронное мужское, что ей придется еще умолять меня позволить ей кончить, когда она будет стонать подо мной. Сказано это было тихо, практически ей на ухо. Ответом мне был громкий смех, средний палец, посыл в пеший эротический тур, и это все без какого-либо стеснения перед ребенком, которого она ловко подхватила, запихнув под мышку, несмотря на его праведный гнев и возмущенные протесты.

    Разворот… каскад черных волос… едва уловимый аромат жасмина… И от нее осталось лишь воспоминание. А я, узнав о ней всю доступную информацию, включил в свой график работу над недостатками.

    Слова всегда нужно подкреплять действиями — девиз Рудовых.

    — Евгений Егорович! — вырывает меня из размышлений резкий голос Регины.

    — Да, Регин? — вопросительно взираю на нее, откинувшись в кресле и стуча пальцами по подлокотникам.

    — Женя… Что происходит? — уже спокойно и собрано.

    Она имеет право так ко мне обращаться. Ее права выходят далеко за рамки должности личного помощника. В каком-то смысле, мы друзья. А друзей у меня — пересчитать по пальцам одной руки. Непозволительная роскошь в моем положении.

    — Все норм. Какие-то проблемы? — зеркалю я ее тон.

    — Не морочь мне голову! — фыркает она. — Пока это не касалось дел, я предпочитала не замечать твое ментальное отсутствие даже во время важных встреч. Но вчера ты налажал! Впрочем, меня беспокоит даже не это, а то, как ты спокойно отнесся к этой ситуации!

    — Тебя беспокоит то, что я стал нормальным среднестатистическим человеком с изрядной долей пох..изма?

    Она говорит абсолютно правильные вещи, я бы на ее месте вообще обложил себя матом и врезал пару раз для закрепления результата, что, собственно, она и делает в переносном смысле.

    — Рудов, ты отлично знаешь, что не можешь себе этого позволить. И не только из-за отца, хотя о вашем противостоянии мы поговорим отдельно. На тебе слишком много всего завязано, и если ты налажаешь еще пару раз, нам придется сворачивать большинство новых проектов, на открытии которых, заметь, настаивал ты сам, и бросать все силы, чтобы разгребать результаты твоего пребывания черт-те где. Там хоть хорошо?

    — Хреново.

    — Тем более! Расскажешь?

    Хм… Перед глазами сразу всплывает лицо Светы. Она — человек, которому я мог рассказать все что угодно. Даже с мамой, пока та была жива, я не был так откровенен, про отца не стоит и говорить. Сколько раз рука тянулась к телефону в надежде услышать ее голос, но я никогда не доводил дело до конца. Пообещал себе не тревожить, ей по горло хватило возни со мной в тринадцатилетнем возрасте в качестве няни-психолога, когда практически за шкирку пришлось вытаскивать меня из ада, в который я загнал себя сам после смерти мамы.