И не могла тогда представить, что изменю свое решение спустя какую-то минуту…

– Кристина! – вышла из автобуса Кира. – Прошу тебя, забери мою Катюшу!

Она протягивала мне ребенка, а я невольно пятилась назад. 

– Что? Нет... Нет, что ты делаешь? Зачем?

– Умоляю тебя, возьми ее! Пожалуйста... 

Кира стала на колени и протягивала Катю словно жертву перед божеством.

– Перестань! Поднимись! – паниковала я, не понимая мать этой крохотной девочки. – Что ты делаешь, Кира?!

Полицейские сирены выли громче – они уже буквально были на хвосте. Еще немного подождать... и нас всех повяжут, всех посадят и надолго. То, что мы творили там, на этой улице, было настоящим ужасом.

Хан приблизился к Кире и неожиданно схватил ее за голову. Приставил ей дуло к виску и повторил свою просьбу на грани терпения:

– Села в машину. Если не хочешь, чтобы она пострадала.

– Ты не сделаешь этого! – впала я в отчаянье. 

Катя надрывно ревела. Кире было страшно. Но у Хана на лице я не увидела и грамма сомнений.

– Кто она тебе?! – кричал он с безумием в глазах. – Сестра?! Двоюродная тетя?! Лучшая подруга?!

– Нет... – качала я головой, роняя слезы на асфальт. – Нет, она просто... 

– Тогда я пристрелю ее без сожалений! Сделать это будет проще простого!

Он щелкнул пистолетом, возводя курок. И я бросилась вперед – схватила его за руку, чтобы Хан одумался и не стрелял.

– Прошу, отпусти ее!

Но Кира все равно тянула Катю мне – она давала дочь и говорила через слезы:

– Я не могу ее оставить. Ее у меня все равно заберут. Они... они отнимут мою дочь и отправят в интернат. И я... – душили ее слезы, – я ее больше не увижу. 

– Но что я могу сделать? – стала я тоже на колени и трясла ее за плечи. Пока Хан держал ее на мушке, вжав пистолет в висок. – Что я могу для вас сделать?

– Возьми ее себе и береги, пока я не выйду. Обещай, что будешь защищать ее и кормить, пока я не вернусь из СИЗО.

– Но почему ты просто не сбежишь вместе с нами?! Прямо сейчас! Ведь путь открыт... 

– Нет... – плакала она, качая головой. – Это тупик. Я должна отсидеть этот месяц. Если я сбегу, они меня поймают и посадят на годы. На годы... – целовала она Катю в лобик и вверяла мне как лучшему защитнику. – Я ее потеряю навсегда. Понимаешь?

– О Господи... – смотрела я на девочку и не понимала, что творю. Зачем я ее беру на руки? Что я буду с ней делать? Как мне совладать со всем этим и не сделать ошибок? Как? – Но если я не справлюсь?

– Ты справишься, – прижалась она лбом к моему лбу. И пистолет уже смотрел на нас обеих. – Ты умница, ты сильная. И ты... ты хороший человек. Я тебе верю. Просто жди, и я вернусь за ней. 

– Нет, – тряслись у меня руки. – Нет, я не могу ее взять! Я не могу! Я ПРОСТО НЕ МОГУ!

– Всего лишь месяц. Тридцать дней. Всего лишь тридцать дней. Прошу. Я тебя умоляю!

Базар зажал клаксон, и воздух заливало звуком громкого сигнала. Мы обе плакали, ребенок плакал. Я уже видела мигалки – полиция летела по проспекту и вот-вот должна была схватить нас всех. Схватить и затащить в тюрьму. И меня, и Шерхана. И Киру – отняв у нее ребенка. 

В моих руках сосредоточилась судьба. Она была похожа на испуганную девочку в пеленках – такую маленькую, громкую, с красивой розовой заколочкой на волосах. Она тянула ручки к маме, но я знала не хуже Киры, что это невозможно. Катюшу отнимут. Ее отберут и лишат нормального детства – я должна им помочь. Должна сберечь ребенка и вернуть его матери во что бы то ни стало. 

И мне все равно, что думает Хан. Он хочет, чтобы я поехала? Отлично. Я поеду с ним. Вот только сделаю это не ради него, не ради себя, а ради нее – ради этого комочка жизни. Ради клятвы сохранить его и отдать обратно матери.