При этих словах он ударил Киру по руке дубинкой.

– Тварь... – шипела она.

Но капитан только этого и ждал.

– Что, может, мне наручники тебе надеть, как остальным? Как ты будешь держать свою малютку на руках, если они будут у тебя за спиной, а? Ха-ха-ха... – Мы ехали по городу, а капитан лишь разминался в красноречии. – Когда ты выйдешь из этого автобуса, твою Катюшу заберут нормальные люди. Я уже про все договорился. Будет ждать машина, так что в изолятор ты пойдешь с пустыми руками. Налегке, так сказать, – оскалился он и вытер слюну, потекшую от азарта.

– Ты будешь гореть за это в аду, мразь, – чеканила Кира, хоть и понимала – это просто слова. Помешать им она не сможет, все уже предрешено. И это было грустно, до самых горьких слез.

Автобус повернул направо, нас слегка тряхнуло на лежачем полицейском. А капитан присел возле меня и начал гладить мою красную щеку.

– Сильно болит? Кристине бобо? – Я не смотрела на него – просто тупила взгляд в черный пол. Без капли эмоций – только ненависть и что-то еще. Было похоже на желание убить. Такого со мной еще не было. – Сама ведь виновата. Могла уже сидеть у мамки под крылом – есть печеньки, пить тепленький какао. Тебе не говорили слушать старших, а?

– Господь тебя накажет... – шепнула я тихо.

А он только ухмыльнулся.

– Когда ты приедешь, тебе дадут одиночную камеру. Я об этом перетер. Чтобы нам с тобой не мешал никто... Когда я к тебе приду сегодня ночью. А я ведь приду. Я задержусь у них на день-другой и буду тебя навещать. По несколько раз за сутки. Чтобы ты научилась себя вести со взрослым мужчиной.

– Капитан... – звал его сержант, сидящий за рулем.

Но капитан не спешил отвлекаться:

– Никто не будет слышать твоих криков. Никто. 

– Капитан!

– А-р-р... да что ж такое-то?! Должен сопли вам всем подтирать! «Капитан-капитан-капитан» – сколько уже можно?! 

– Но капитан... – растерялся сержант. 

И его лицо словно пылало тревогой. Это настораживало.

– Что?! 

– Мы лишились конвоя.

– Чего? – не понял капитан. – Лишились конвоя? И где же он? Где машина поддержки? – он пошел на заднюю площадку и выглянул в окно. За автобусом было пусто, а должна была ехать машина конвоиров. – Ты в штаб сообщил?! 

– Никак нет.

– ПОЧЕМУ?! – орал капитан как бешеный. 

– Ну, я... – смотрел на него сержант, – я ждал вашего ответа... 

Он посмотрел на дорогу и увидел грузовик – прямо на нас лоб в лоб летела фура.

– Поворачивай! – кричал капитан. – Поворачивай! Уходи от удара, уходи!

Но было поздно. Сержант уже ничего не смог поделать. 

Я вскочила с сиденья и крикнула Кире:

– Давай назад! Быстро! БЫСТРО!

Мы пробежали пару шагов, чтобы уйти подальше от удара. А затем раздался скрежет, хруст, в салон летело битое стекло. И нас обеих сбило с ног. Кира просто чудом не ударила ребенка: Катя звонко плакала, а я каталась по полу с туманом в глазах. Так сильно бахнулась головой, что ничего не понимала. Все было словно в дыму – и люди, и свет, и воздух вокруг. Все перевернулось с ног на голову, сиденья валялись в проходе, но было тихо – стояла гробовая тишина, ведь наш автобус заглох. Его ударом развернуло поперек дороги, и дальше он уже никуда не поедет. Оставался лишь один вопрос – что же это было, что произошло минуту назад и... 

Кем был человек в черной маске, который вошел в салон и достал оружие?

– ЛЕЧЬ НА ПОЛ! ЛЕЖАТЬ! – кричал он, хватая сержанта. – ЛЕЖАТЬ, ПАДЛА, ЛЕЖАТЬ!!!

Помощник капитана был едва живой – с рассечением на лбу, он с трудом держался за руль, чтобы не упасть.

– Не стреляй... – поднял он одну руку вверх. Это было все, что он мог еще сделать. – Прошу, не стреляй. Я сдаюсь.