А Вася не ходил по комнате и не искал тебя в комоде и под комодом. Вася сидел на полу рядом с кроватью, стучал кулаком по полу, имитируя звук шагов, и причитал:

– Где же Варя! В комоде нет, под комодом нет. Крокодил, – обращался Вася к игрушечному крокодилу, – ты не видел Варю?

О господи, я читал это в «Сказке о мертвой царевне». «Ветер-ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч… не видал ли где на свете ты царевны молодой?» Вы думали, что играете в прятки, а на самом деле играли в древнюю, как мир, сказку, легенду, миф про то, как один человек идет возвращать другого с того света.

– Игрушечные бегемоты, вы не видели Варю? – басил Вася, сидя на полу рядом с кроватью и слушая тихое треньканье гуслей из-под одеяла. – Нет, не видели, – отвечал сам себе Вася от имени игрушечных бегемотов.

Так Изида искала Озириса, Орфей – Эвридику. Так девочка в мультике говорила: «Здравствуй, серый ежик, не видал ли ты, куда гуси-лебеди понесли моего братца?»

– Слон, ты не знаешь, где Варя? – спрашивал Вася игрушечного слона. И сам за слона отвечал: – Знаю, она под одеялом. Слышишь, откуда играют гусли.

Из-под одеяла показывалась твоя рука, девочка, Вася брал своей огромной ладонью твою маленькую ладошку, и тут одеяло откидывалось, или, лучше сказать, разверзалось, и ты выходила наружу, смеясь, как смеялся Гильгамеш, покидая подземное царство.

Я спросил:

– Что это за игра?

– Прятки, – Вася пожал плечами. – Только мне лень ходить.

– Прятки, – подтвердила ты. – Я прячусь под одеялом, а Вася меня ищет.

И вот я запомнил тебя такой: беспечная рыжая голова на тоненьком стебелечке тела.

Потом растаял снег, у нас в саду появились черные волосатые гусеницы. У тебя был праздник каждый день. Ты сама просыпалась утром, чистила быстро зубы и быстро завтракала, лишь бы поскорее пойти гулять в саду и собирать гусениц. Ты очень любила гусениц. Ты вообще любила всех зверей, которых принято не любить: лягушек, змей, червяков. Из любимых игрушек у тебя был плюшевый червяк и плюшевая змея. А еще у тебя была няня по прозвищу Мимика, искренне любившая тебя и потому баловавшая еще больше, чем баловали все остальные. При этом няня наша панически боялась змей. И это обстоятельство вдохновляло тебя подходить к няне скромно, лепетать что-то трогательное и в последний момент, когда няня нагнется поцеловать рыжие твои вихры, выхватить из-за спины плюшевую змею и победно прокричать:

– Посмотри, какая красивая змея! Обними ее!

– Ни за что, Варя! – кричала няня из обморока.

– Тогда поцелуй ее, у нее красивый красный язычок!

– Лучше я поцелую дементора, чем змею, – отвечала няня, начитавшаяся по наущению старшего твоего брата Васи книжек про Гарри Поттера.

– А ты представь себе, – нежно говорила ты, – что это не змея, а просто червяк.

Тебе ничего не стоит поцеловать червяка, как, впрочем, лягушку или мышь. Когда наша собака поймала однажды в саду мышь, ты подбежала к собаке, отняла мышь, отнесла к забору, отпустила за забор и гордо рассказывала потом, как спасла красивую мышку.

– Варя, не трогай ничего своими мышиными руками! – кричала няня.

Но поздно, у тебя уже были полные руки черных волосатых гусениц. Гусеницы жили у нас в доме. Вернее, жили до тех пор, пока кто-то не объяснил тебе, что гусеницы превращаются в бабочек. Однажды вечером я пришел домой и спросил, где твои гусеницы.

– Варя, где твои гусеницы?

– Я их убила.

Честно говоря, я был слегка ошарашен таким ответом, прозвучавшим из уст трехлетней девочки:

– Как убила? Зачем убила? Это же были твои любимые гусеницы!