— Дай начаться лечению, — проворчала женщина, вновь укладывая мою голову на подушку. — Вы, молодые, вечно спешите.

— Спасибо, — тепло поблагодарила я, сжав её ладонь.

— Да что там, — отмахнулась она, но улыбнулась.

— Где я? И кто вы?

— Глаша меня зовут. Домовая я, — пояснила она, ставя миску на прикроватную тумбу.

Теперь я могла повернуть голову и лучше осмотреться. Мы находились в скромной спальне с мебелью из светлого дерева, домотканым ковром на полу и вышитыми картинами на стенах. Эта комната не казалась инсталляцией музея, здесь чувствовался уют.

— У меня вы в комнате. Как молодой хозяин учудил, вызвали меня, попросили вам помочь.

— Мы всё ещё в усадьбе царя?

— В усадьбе, — манул вытянулся вдоль моих ног и широко зевнул. — Только в доме для слуг.

— Все так за тебя испугались, Светка, — Водянов продолжал улыбаться. — Думали, шею сломала.

— Я тоже, — буркнула, осторожно коснувшись лба, на котором выросла огромная шишка.

— Ты теперь единорожка, — выдал Владик весело, и мне тоже захотелось наградить его рогом… об косяк.

— А что с работой? Царь не появлялся?

— Дела ему давно нет до домашних бед, — Глаша тяжко вздохнула, грустно покачав головой. — В невесты хотела к нему набиться, девонька?

— Нет, зачем? — удивилась я.

— Много таких молодых в слуги пытаются пробиться. Царь же холост.

— Мы… если честно, мы пришли за помощью, — призналась я.

Ситуация с враньём меня очень расстраивала.

— Не помогает никому царь.

— Но только он может нам помочь, — горячо пояснила я. — Мы из другого мира. Застряли тут. А у него должна быть дверь в другой мир.

— Должна быть, — кивнула она, удивлённая моим откровением. — Это что же, мир наш больше не закрыт?

— Открылся, — мурлыкнул Борис Семёныч. — Артефакт ребятам нужен, чтобы вернуться к родным.

— Нас похитили, — подключился к разговору и водяной. — Посадили в клетку в Аррее. Мы сбежали и к Царю пришли, чтобы просить помощи. Только знали, что он никого не принимает, потому немного приврали.

— Ох, что же делать-то? — Глашу встревожила наша беда.

Карие глаза задумчиво заблестели. Взгляд ненадолго рассеялся, пока не сосредоточился на мне. Она бережно отвела от моего лица пряди волос, как-то хитро улыбнувшись.

— Не выдам я вас, и вы себя не выдавайте, — вдруг заявила она. — Иначе выгонят вас, и к царю не попадёте. А молодой хозяин уже к нему побежал за вас просить.

— В смысле, за нас?

— Себе тебя хочет. Игрушкой.

— Гувернанткой, наверное?

— Нет, избалованный он, — женщина сердито поджала губы. — Но если упросит вас оставить, то правды не говорите. Остаться сможете. А там что-нибудь придумаем.

— Он действительно ничего не помнит?

— И чувств лишён, — подтвердила женщина. — С каждым годом всё хуже. Он не интересуется делами Царства своего, забыл о детях. Становится тенью себя прежнего. Не знаю я, как хозяина вернуть прежнего, — в её глазах заблестели слёзы, и она быстро их стёрла.

— Потому он никого не принимает? — предположила я.

— Дело ему ни до кого нет.

— Может, расскажете, что у него случилось? Почему он всё забыл?

— Сам пожелал забыть. Горе его захлестнуло страшное.

— Какое? — во рту пересохло от волнения, я подобралась к тайне, которая вызывала жуткое любопытство.

— Родных он лишился. Отец, сестра, брат, жена с нерождённым сыном. Всех потерял. Даже не так. Сила его из-под контроля вышла. Она их и погубила.

— Ужас! — ахнула я.

Собственными руками самых близких… Стоило представить, через какое испытание он прошёл, как и мои глаза защипали слёзы.

— А дети чьи? — поинтересовался Водянов, тоже резко погрустнев лицом.