– Надюш, – услышала я пьяный голос мужа в трубке, – можно я домой вернусь? – мямлил он.

– Это я от тебя ушла, придурок, – выругалась я.

– Вернись, – выдохнул он.

Я молчала, не зная, что ответить.

– Наденька, я скучаю по тебе и девчонкам, – чуть не рыдал он там.

Мне стало противно: взрослый мужик, а распустил сопли. Я просто бросила трубку. Как я могла полюбить этого человека – только врет, изменяет, ведет себя как баба.

– Тьфу, противно, – плюнула я и пошла в душ.

Ночь я, как обычно, провела без сна. Долго ворочалась, пытаясь уснуть, но меня попеременно мучали то слова мужа (зачем я только взяла трубку…), то рассказ Людмилы Иванны, то Глеб со своими кристально голубыми глазами. Я всегда немного завидовала Оле, у нее был такой светлый легкий взгляд и белокурые локоны. У моего папы тоже были светлые глаза, я их просто обожала. Казалось, там лучики солнца живут. А я пошла в маму: темная, с непонятного цвета глазами, как их мама называла – болотными. Но всегда хотела светлые, даже линзы носила в институте, чем и подкупила будущего мужа. Он потом все смеялся, что я его обманом на себе женила, на голубых глазках. Я улыбнулась от собственных воспоминаний…

К трем ночи мне так и не удалось уснуть, так что я встала и села писать. Но мыслей в голове не было, все крутилась история поварихи из школы, Ваньки оборванца, и что жизнь совершенно не справедлива к людям. Ванька сейчас в шоколаде, а женщина, благодаря которой он буквально выжил, бомжует между гаражами. Недолго думая, я просто записала эту историю в черновики – писательская привычка, вдруг пригодится, и почти в шесть утра уснула младенческим сном.

В кое-то веки я проснулась от того, что просто выспалась. «Я» и «выспалась» – честно говоря, это был праздник какой-то. Я сладко потянулась, посмотрела на часы: почти час.

– Зато выспалась, – зевнула я и подскочила от звонка в дверь. Кого могло принести, я даже не подозревала. Я, конечно, думала, что это муж приехал мириться, после вчерашнего разговора, так что на пути к двери я немного пригладила волосы и накинула халатик.

– Кто? – спросила я, как можно более спокойно.

– Надя, извини за беспокойство, это Глеб, – услышала я голос, мягко говоря, удивившись.

Я быстро открыла дверь.

– Привет, – мялся он в моих дверях, стоя с кастрюлей.

Я опустила взгляд и не смогла вымолвить ни слова.

– Можно тебя попросить? – смущенно поднял он кастрюлю. – Люсе очень понравился твой суп, можно попросить тебя сварить еще, я ей буду выносить, чтобы она поесть горячее могла. Если несложно, – мялся он и протянул мне кастрюлю, в которой лежало пять тысяч рублей.

– Конечно, могу, – взяла я, – но это много, – достала я деньги. – Да и есть у меня, – протянула я их Глебу.

– Возьми, – развернулся он и пошел вниз по ступенькам, – спасибо тебе.

– Глеб, – выглянула я на лестничную площадку.

– Да, – остановился он, стоя уже внизу на пролете.

– А тебе приготовить?

Он смотрел на меня так, как будто бы предложила ему человека убить: так растерянно и странно.

– Нет, спасибо, я куплю еды, – недоуменно рванул он вниз, но тут же споткнулся и чуть не упал.

– Ты как? – свесилась я, глядя не ударился ли он.

Глеб поднял на меня полные непонимания глаза и осмотрелся.

– Ты не ударился? – напугалась я, что он молчит.

– Нет, – выдохнул он и, не сводя с меня глаз, медленно пошел вниз.

Я вернулась в квартиру и уставилась на кастрюлю. Надо же, какой заботливый и милый мальчик вырос из некогда маленького ангелочка, почему только он так сильно пил и употреблял наркотики – оставалось для меня загадкой. А еще странно, почему он жил один. «А вдруг его отец тоже умер?» – промелькнуло у меня в голове. Господи, он же ребенок еще должен быть, и совсем один! А я – крестная, даже не знала ничего о том парне, о котором обещала заботиться. Стало так паршиво от самой себя. Чем я была лучше этого Ваньки-оборванца? Да ничем, по сути.