Самовнушение не помогло. Я встала, быстро умылась и, одевшись, вышла на улицу. Оббежала вокруг нашего здания, а после и вовсе углубилась в сад. Лучше побегать с пользой для души и тела. Проветрить голову.

После небольшой пробежки стало лучше. На улице было прохладно, но пробежка разгорячила тело и охладила голову. Я уже собиралась вернуться в комнату, как столкнулась с мужчиной. Он вынырнул из ближайших кустов, словно только меня и поджидал. Отряхнул невидимую пылинку с рукава мундира и протянул противным голосом:

- Кого я вижу…

- Здравжелаю, вашблагородь! – гаркнула я, не испытывая, впрочем, никаких теплых чувств. Откуда тут взялся капитан Ермохин?

- И вам, Потапова, доброго утречка, - он покачался на носках, но освободить дорожку даже не подумал. Обогнуть его было бы весьма затруднительно, и вовсе не потому, что капитан был толстым, напротив, был он весьма хорош собой: гладко выбрит, в форме, сидевшей на ладной поджарой фигуре, в сапоги его можно было смотреться как в зеркало, а взгляд из-под бровей был проникновенным и пристальным. Враги должны были трепетать, а девицы падать к его ногам. Впрочем, справедливости ради стоит признать, что и трепетали. И падали. Но у нас с ним общение не складывалось со второго взгляда.

Пришлось остановиться и сделать вид, что любуюсь прекрасным кустом жасмина. Куст был прекрасен, но цвести пока даже не собирался. Честно говоря, я и вовсе сомневалась, что это жасмин. Может быть и жимолость. Или сирень.

- Рравняйсь, рядовой! – гаркнул капитан.

- Вашблагородь, да вы никак седлом остаток мозга намозолили, - отозвалась я, даже не думая выполнять требование. – Я уже давно никак не рядовой.

- А что это вы тут делаете? Я слышал, что ваша звезда закатилась и вас вовсе на пенсию отправили?

- Так точно, вашблагородь. – отрапортовала я, но капитана такой ответ не устроил, и он продолжил допрос:

- А равняться вам что мешает?

- А где ваша кобыла? – ответила я вопросом на вопрос. – Помню, в вашем тандеме именно она отвечает за мозг.

Капитан поморщился, но сразу в драку не полез, а продолжил светскую беседу:

- Никак дворец охраняете в период этого конкурса?

- Никак нет, вашблагородь, - я решила расширить ответ, надеясь, что он оставит меня в покое и я смогу вернуть себе вновь потерянное душевное спокойствие, - изволю участвовать в отборе невест.

Капитан оглядел меня с ног до головы, и я как никогда остро почувствовала собственную никчемность: лохматые волосы, исчерканное шрамами лицо, своенравный протез, вместо левой руки и помятую форму. Сапоги вот были начищены до блеска, здесь он не смог бы придраться.

Левая рука, словно отвечая на мои мысли, оттопырила средний палец, и я поторопилась завести ее за спину.

- Плохо же дело в мире, коль таким потрепанным девицам приходится в отборе участвовать, - с показным сочувствием заметил Ермохин, - не иначе, Родина опять находится в опасности, а вам вновь и вновь ее спасать приходится.

- Не переживайте, спасу, - не удержала язык я за зубами. И зря. Лучше бы промолчала.

- Вы своим видом раньше армию позорили, а теперь по карьерной лестнице вверх пошли. Теперь дворец пугаете. Вы себя вообще в зеркале видели? Прическа не по Уставу, словно вороны гнездо свили, мундир, как из жопы вашего денщика… ах, простите, вы же у нас теперь безрукая… а утюг-то держать, надо обе руки иметь. Желательно не кривые.

- Зато сапоги начистила.

- И явно на свежую голову обули их, а стоило бы в голове порядок навести. И на голове.

Вместо ответа я махнула рукой и произнесла заклинание, которое учила вчера весь вечер со служанкой Луизы. В моих мыслях должна была получиться роскошная вечерняя прическа, но вместо этого мои волосы загорелись. Вспыхнули, словно керосином облитые.