Михаил остановился напротив меня и уставился на меня. Я обратила внимание, что у него красивые глаза в обрамлении светлых ресниц. От ресниц на гладко выбритые щеки падали длинные тени.

Михаил переступил с ноги на ногу и я, вздрогнув, отвела глаза.

- Разумеется, я не собираюсь вставать на сторону заговорщиков. Я вообще-то солдат. И присягала Государю. Для меня отдать жизнь за него – не просто слова.

- Верим-верим, - вскинул руку доктор. – Я знаю, успокойтесь, поручик. Если бы мы сомневались в вашей преданности, то не стали бы и звать.

- Тогда по следующим вопросам, - Михаил, наконец-то сел. – Капитан, как уже сказал Дмитрий Павлович, жив. Но находится он в тяжелом состоянии.

- Как я уже говорил, его не следовала тревожить, а переезд весьма потревожил его ранение. Открылось кровотечение, пришлось делать еще одну операцию, и это сказалось на нем не лучим образом. Полноценно допросить капитана пока не представляется возможным. Хотя он вовсю горит желанием помочь.

- Он же здоровый мужик, как так-то! – я стукнула рукой по коленке и, к несчастью, это оказалась левая рука. От боли у меня потемнело в глазах, и я едва не свалилась со стула.

- Здоровые мужики частенько оказываются слабее котенка, - пожал плечами доктор.

- Но некоторые подробности нам удалось вытащить из него, - заметил советник. – У нас есть несколько имен и, конечно, канцлер. К сожалению, Государь благоволит к нему, и мы не можем просто так схватить его и подвергнув пыткам, выбить признание. Придется ждать, пока он и его сообщники ошибутся и хватать с поличным. А у такого плана есть ряд недостатков. Например, могут пострадать невинные люди.

- Но, это ведь покушение на Государя! – прошептала я.

- Пока у нас есть только слова одного штабного капитана, показания одной из невест и наши собственные наблюдения. Набор не очень большой.

- Вот, черт…

- С Жеребцовой тоже все сложно, - продолжил рассказ Михаил, - ее нашли при вечернем обходе без сознания. Благо Дмитрий Павлович был недалеко и нам удалось ее спасти. Однако, она тоже в тяжелом состоянии и сейчас не может говорить.

- Как?

- У нее был паралич, нам удалось спасти ее жизнь, но она очень слаба. Все время лежит, практически не может глотать. Приходится кормить через зонд. Мы объявили, что это попытка самоубийства, но на самом деле – это отравление. Она сама не могла достать такой редкий яд.

- Если бы она хотела отравиться, то зачем бы перед этим нам столько рассказала?

- Вы весьма толково мыслите, - похвалил меня доктор и я, кажется, порозовела от смущения. – Все верно. Но тот, кто смог пронести яд в камеру, не знал, что мы уже получили информацию.

- Выяснили как именно ей дали яд? И что за яд?

- Через еду, - покачал головой Михаил, - она приняла его добровольно и, как нельзя кстати, всю посуду от ее ужина сразу забрали, и тщательно помыли. Яд - вытяжка из тропического растения. Вызывает паралич сердца. Смерть выглядит максимально естественно.

- Ужина? – удивилась я.

- Да, представляете, - улыбнулся доктор, - только мы с ней побеседовали и сразу же девицу отравили. Удивительное совпадение.

- Но ведь мы тоже ели с ней в камере.

- Ей после принесли еще ужин. Сейчас сложно установить, что именно она успела поесть. Как вы понимаете, она не может говорить, и нам сложно вести допрос.

- Можно спрашивать простые вопросы и пусть кивает. Или моргает. Мы же допрашивали «языков» без языков. Моргать не так уж сложно. Да, хоть пальцы показывает. Один палец - «да», два - «нет».

Мужчины переглянулись и явно почувствовали себя дураками.