Лёгкие стискивает ледяной страх, а Гилберт уже уходит к зеркалу.
Я вскакиваю, порывисто кидаюсь за ним, судорожно цепляюсь в его плащ.
— Гилберт… — мой голос жалобный, в нём звучит мольба. — Ты правда уйдёшь без меня? Ты говорил, что любишь… Пожалуйста, не бросай. Я погибну одна! Я не смогу… Мы же пара!
— Пара? — Он поворачивается, смотрит в глаза. — А давай проверим?
Я не успеваю ответить, а жених уже берёт мою ладонь, уверенно переплетает наши пальцы. Кожа к коже и никакой перчатки. Инстинкт требует забрать руку, но я лишь испуганно задерживаю дыхание. Впервые я касаюсь рукой мужской ладони, вот так, без защиты…
Я принадлежу к расе травоядных оборотней. Для нас соприкосновение ладоней — это слишком важный жест. Даже интимный. Он может подарить счастье или разрушить жизнь. В некоторых семейных парах супруги до конца жизни не решаются снять перчатки, так боятся узнать, свяжет ли их метка истинности.
И сейчас, мне кажется, я чувствую зуд на запястье.
Мы стоим посреди горящего замка, усталые, опустошённые горем, держимся за руки, считая секунды.
Раз-два-три…
Рука жениха горячая и сухая. Я тянусь взглядом к нашим запястьям…
Но там пусто. Чистая кожа, голубые венки.
— Видишь, — говорит Гилберт, — наши руки сегодня впервые соприкоснулись, но метки не появилось. Значит, я не твой истинный.
— Мне это не важно! Мне не нужна…
— Хватит, Николь! — рявкает жених. — Неужели правда веришь в любовь между нами? Очнись! Это просто политика! Принцесса и будущий архимаг — удачная партия. Но Аштарии больше нет. Значит, и “нас” больше нет. Даже лучше, если ты останешься здесь… со всеми.
— …со всеми?
В одной могиле?
Я с хрипом выдыхаю застрявший в горле воздух. Ищу в суровом лице мужчины хотя бы тень сомнения, но нахожу только ледяную решимость. В тёмных глазах мага ни капли жалости. В них вообще нет ничего от прежнего Гилберта… Оказывается, я совсем не знала своего жениха.
Горько усмехнувшись, я вырываю руку.
В груди ширится пустота. По зеркалу за спиной Гилберта пробегает рябь.
— Твоя семья сама во всём виновата, — он словно оправдывается.
— Ты веришь в это?
— Руанд верит. Этого достаточно, — отвечает жених.
Я качаю головой, вытираю слёзы. Усилием воли давлю истерику, прячу эмоции за сцепленными зубами, выпрямляю спину, хотя хочется согнуться в три погибели и рыдать до хрипов. Нет! Хватит! Не хочу быть жалкой. И так растеряла последнюю гордость.
— Убирайся с моих глаз, — голос у меня сухой как колотое стекло.
— Советую сдаться руандовцам, — говорит Гилберт. — Им нужен кто-то из королевской семьи, чтобы прибрать к рукам силу родового алтаря Аштарии. Ради него тебя даже могут помиловать.
— Провались в бездну со своими советами!
— Подумай, Николь…
— Исчезни! — шиплю я.
Он в последний раз окидывает меня взглядом, а потом, развернувшись, касается чёрной поверхности зеркала. Та расходится кругами, словно вода.
Не оборачиваясь и не прощаясь, мой, теперь уже бывший жених, шагает в зеркальную гладь. Та поглощает его, как вязкая смола, и застывает неподвижной массой.
Всё, проход закрыт.
Я осталась совершенно одна.
Мне хочется расплакаться, как ребёнку. Но сколько ни плачь, никто не придёт меня спасти.
Злым жестом стираю выступившие слёзы. Что дальше? Куда мне идти? Как спрятаться от смерти? От волков жаждущих расправы? Если бы я владела магией, то обрушила бы замок прямо на головы захватчиков! Я бы дралась до последнего вздоха!
Внезапно одна из стен моего убежища содрогается от удара. С потолка падает каменная крошка. Неужели, оборотни поняли, где меня искать?!