В тот раз истинность свела слишком разных по духу созданий. Половина тысячелетия любви-ненависти, когда и вместе быть невозможно, и порознь — невыносимо. Она не выдержала первой, и тот несчастный случай вовсе не был несчастным случаем. Следом ушел дракон, и закономерно умер человек.

«Да уж получше тебя помню, — фыркнул Эрвин. — Но он хотя бы не струсил, как ты».

Император сам не понял, кто зарычал в следующий миг — дракон или он сам. А Эрвин, словно издеваясь, воспроизвел в голове слова, услышанные сквозь дверь несколько минут назад.

«Мне не за что на вас обижаться. В конце концов, пострадали вы, а не я… — И не преминул поддеть: — А она великодушней тебя»

Он едва удержал ругательство. Не дойдя пары ярдов до софы, вручил брошь соседке кудрявой блондинки в пышных оборочках — Эрвин услужливо подкинул имя, но император тут же его забыл.

Он откланялся, выйдя в коридор, замер у закрытой двери.

Волнение. Гнев. Но сколько он ни прислушивался, не уловил ничего похожего на зависть или подбострастие. Может быть, Эрвин прав?

И еще — облегчение, и от этого у него снова скрутился холодный узел в груди.

Она все-таки хочет стать императрицей. А те чувства, что ему было померещились, — лишь влечение. Ничего больше.

«Дурак», — рыкнул Эрвин.

Император не стал ему отвечать.

11. 11

Мелани

— Этого не может быть, — выдохнула «пирожное». — Это неправда!

— В самом деле? — пропел кто-то.

Я поморщилось — такое откровенное злорадство было неприятно. Но и император тоже — хорош гусь! Прекрасно же понимал, не мог не понимать, как воспримут подарки из его рук. Трудно было сказать сразу, что это не награда, а компенсация?

— Интересно, — еле слышно шепнула Кассия. — Вы обратили внимание — сейчас он выбрал среди тех, кто поторопился поздравить первых девушек, получивших подарки.

В самом деле? Я не заметила. По правде говоря, я даже толком не заметила, кого одарили в этот раз. Уставилась на императора, точно завороженная, и вообще обо всем забыла. Даром что иллюзия рисовала мне мужчину лет сорока: осанка, движения, голос, хоть тоже измененный иллюзией, — все выдавало молодость. Что тут у них во дворце за питомник молодых и потрясающе притягательных мужчин?

И что такое творится со мной? В университете хватало симпатичных парней, на которых было приятно посмотреть и с которыми было интересно поболтать — но не более. А сейчас… Сперва герцог, теперь император. Ради любого из этих мужчин, пожалуй, можно ввязаться в бои без правил.

Что я такое несу? Я замотала головой, вытрясая из нее идиотскую мысль. Нет, это, видимо, окружением навеяло. Оказывается, романтический бред заразен. Да, правильно, это называется «индуцирование»[1]. Нас здесь слишком много.

— Это неправда! — не унималась блондинка. — Император не мог так с нами обойтись!

— Он император, — флегматично заметила Кассия. — Он делает, что хочет, а наше дело — принимать правила игры… или не участвовать в ней.

Она говорила тихо, но блондинка услышала.

— Ты… Да как ты смеешь! Вы все просто завидуете! Император не мог так поступить! — Она затравленно огляделась. — И кто вообще сказал, что это был его величество? Принять облик может кто угодно! Никто не знает, как на самом деле выглядит император!

— Перестань, Изольда, — сказала рыженькая, которой брошь досталась еще в коридоре. — Надо уметь проигрывать. Не повезло.

— Нет! Все это дурацкий розыгрыш! Император не мог так поступить! Я не заслужила! — Она залилась слезами. Рванулась к Кассии, схватив ее за грудки. — Ты, тощее носатое чучело! Как ты смеешь!