Зондерштаб «Р» состоял из четырёх отделов: 1-го оперативного, возглавляемого полковником Шаповаловым; 2-го контрразведывательного, руководимого поручиком Бендеровским; 3-го пропагандного, руководимого Александром Эмильевичем Вюрглером; и 4-го административно-финансового, во главе которого стоял Плотников.

Полковник Шаповалов в начале войны со всей своей частью перешёл на сторону немцев. Они вначале думали поставить его во главе РОА, но потом, передумав, выдвинули на этот пост генерала Власова. После разгона Зондерштаба Шаповалов был произведён в генералы и назначен начальником 3-й дивизии РОА. В последние дни войны его вместе с другими офицерами на пути в Прагу захватили партизаны и 9 мая расстреляли в городе Пршибрам.

Бендеровский – личность тёмная. В конце войны он был убит одним из своих подчинённых.

Вюрглер – швейцарец, швейцарский подданный, лютеранин, в детстве попавший в Россию и ставший горячим русским патриотом. Когда создался наш Союз, он стал одним из главных его руководителей.

Плотников – член Союза, личность довольно бесцветная.

Моя жена была назначена радисткой в 3-й отдел, а я – на должность главного бухгалтера, в 4-й.

Почти все наши союзники работали в 1-м отделе; их посылали в разные города в качестве резидентов для наблюдения за партизанским движением. Один из них, Г. Я. Киверов, имел доступ к проездным бланкам (маршбефели и военные железнодорожные билеты) и штабной печати. Это давало возможность ездить по оккупированной территории России не только по делам штаба, но и по союзным. Недаром штаб в нашей среде вскоре стал называться «райзебюро»[9].

В первые же месяцы работы стало ясно, что никаким спасением и перевоспитанием партизан наш штаб не занимается и заниматься не собирается. Работа пропагандного отдела не только не расширялась, но и стала быстро сокращаться. В начале лета было объявлено, что штаб включён в состав РОА и подчинён непосредственно генералу Власову. Служащие штаба надели военное обмундирование с эмблемой РОА, все приказы мы стали получать за подписью Власова.

Вскоре я был командирован по какому-то делу в Берлин. Исполнив возложенное поручение, я зашёл к полковнику Кромиади, начальнику кадров РОА, чтобы передать ему привет от Вюрглера. Когда я сказал, что работаю в Варшаве в штабе РОА, он был удивлён: ни он, ни генерал Власов о существовании такого штаба не имели понятия.

Летом 1943 г. Борис Коверда и я были командированы на Украину с целью пропаганды идеи РОА. Где мы переезжали границу, я не помню (дело происходило ночью). Вскоре поезд остановился и дальше не пошёл. В моей жизни настал долгожданный торжественный момент: после 23-летнего перерыва я вновь ступил на родную землю. Однако радостное настроение сохранялось недолго. Найдя поезд, идущий в Киев, в одном из его вагонов, занятых немецкими солдатами, мы нашли два свободных места и сели. Через несколько минут вошёл какой-то немец в полувоенной форме и потребовал наши документы. Прочитав их, он закричал: «Russische Schweine, raus!»[10] За нас вступились солдаты. Поднялся шум, появился полевой жандарм. Проверив наши документы, он оставил нас на месте, а набросившегося на нас человека вывел из вагона. Этот случай помог нам почувствовать отношение русских людей к «освободителям».

В Киеве пробыли мы около недели. Наша пропаганда идей РОА не дала никаких результатов, что мы и предвидели. Когда кто-то заинтересовывался и спрашивал, где можно записаться в армию, мы, согласно данной нам инструкции, отвечали: «Вскоре узнаете». Такой ответ никого не удовлетворял, в нём люди чувствовали очередной немецкий обман, что соответствовало действительности. В Киеве мне удалось один раз побеседовать с группой молодых союзников, принятых уже кем-то из наших в Союз.