Наблюдая за манипуляциями Берри, я видел, что новорожденные не просто бодрствуют или спят. Бразелтон пояснил, что у них выделяются шесть четко различимых состояний – от глубокого сна через тихое бодрствование до активного плача. Мы заметили, что каждому ребенку присущ собственный путь перехода от одного состояния к другому. Некоторые двигались от сна к тихому бодрствованию и активному крику постепенно, другие кричали не переставая, а потом вдруг мгновенно засыпали, третьи же не следовали никакой постоянной модели.

Берри каким-то образом видел в каждом младенце личность – то, какой он есть и каким может стать. Современные вариации этих наблюдений, включая Оценочную шкалу поведения новорожденных Бразелтона (NBAS), или Систему наблюдений за поведением новорожденного (NBO), или Шкалу нейроповеденческого развития грудных детей, получавших интенсивную терапию (NNNS), сегодня обычно предполагают участие родителей, но в то время они при обследовании не присутствовали. Однако Бразелтон уже тогда считал, что должен делиться своими наблюдениями с родителями. Часто он, позанимавшись с ребенком, выходил из палаты и беседовал с ними: рассказывал, что представляет собой их малыш, чтобы они почувствовали уникальность его личности. Бразелтон понимал, как важно для родителей с самого начала знать, каким образом их ребенок осуществляет общение. Он разъяснял, к чему особенно чувствителен малыш, способен ли успокаиваться без посторонней помощи, как держать ребенка, чтобы ему это нравилось. Порой приходилось сообщать и неприятные, но важные вещи, например, расстроенного ребенка будет трудно успокоить.

Бразелтон ставил перед собой следующую задачу: настроить родителей на то, чтобы они сами увидели в своем ребенке уникальную самостоятельную личность, а не некое нафантазированное «дитя мечты». Он такой, какой есть. И потрясенные родители слушали рассказы о своем малыше, с которым доктор провел совсем немного времени.

Бразелтон стремился систематизировать методику обследования, чтобы она была доступна и другим врачам и медсестрам, которые, пользуясь ею, смогли бы продемонстрировать родителям, что их малыши – уже сложные, на многое способные личности.

В мои задачи входили наблюдение за процессом и помощь Берри в систематизации. Я усердно записывал все увиденное, однако этим моя роль не ограничивалась. Каждую субботу передо мной разворачивалось необычайное зрелище. Да, подход был сугубо научным, но в нем также присутствовали искусство, интуиция и эмпатия. Бразелтон казался мне заклинателем, переводчиком с «детского языка», способным разговаривать с новорожденными взглядом и прикосновениями.

Мне казалось, что к переезду в Бостон я изучил всю специальную литературу о периоде младенчества, и считал, что знаю о малышах абсолютно все, хотя единственными младенцами, с которыми я имел дело в лаборатории Харлоу, были детеныши макак-резусов. Но, поработав под началом Берри, я вскоре понял, что мои знания почти равны нулю. Во время субботних обходов он наглядно продемонстрировал, что и другие психологи того времени ничего не знали о новорожденных.

Берри вызывал у младенцев до той поры никем не описанные реакции. По сути, малыши делали то, что, по убеждению психологов, делать еще не могли, например на звук материнского голоса поворачивали головки на 90 градусов направо или налево, а получив новую сенсорную информацию, закрывали глаза и отворачивались, таким образом стараясь успокоить себя. Дети появлялись на свет с уже заложенной в них способностью вступать во взаимоотношения!