– Просто чудо, – сказал он. – Внутри все горит от маленького кусочка – но один глоток из стакана, и приходит свежесть.

Гуднер откусил кончик перца, проглотил, выдохнул «ух ты!» сквозь свернутый трубочкой язык и сделал большой глоток из высокого стакана. Полной нижней губой он облизнул типично тонкую для ирландцев верхнюю губу и улыбнулся серыми глазами. Уголки его губ были вздернуты, и потому казалось, что он вот-вот расплывется в улыбке или, напротив, только что улыбнулся, и все же, если не обращать внимание на тонкую полоску верхней губы, ничего понять о нем было нельзя. Глаза – вот на что надо было смотреть в первую очередь. Он был нормального роста и сложения, с легкой тенденцией к полноте, но сейчас, находясь в расслабленном состоянии, когда у большинства мужчин видны все изъяны фигуры, он выглядел замечательно. На загорелом лице выделялся облупившийся нос и лоб, казавшийся больше из-за редеющих волос. Шрам на подбородке можно было бы принять за ямочку, будь он ближе к центру, а переносица была слегка приплюснута. Сам нос не был плоским. Казалось, над ним поработал современный скульптор, который, словно работая с камнем, стесал чуточку лишнего.

– Что поделывал последнее время, Том, бездельник?

– Довольно упорно трудился.

– Как бы не так! – С этими словами Джонни откусил еще кусочек. Сморщенный и подвядший перец был около шести дюймов длиной.

– Жжет только вначале, – сообщил Джонни. – Как и любовь.

– Вот уж нет! Жжет долго.

– А любовь?

– К черту любовь, – сказал Томас Хадсон.

– Сколько эмоций! Какие слова! В кого ты превращаешься? В полоумного овцевода на острове?

– Нет здесь овец, Джонни.

– Тогда в безумного крабовода, – настаивал Джонни. – Мы не хотим, чтобы ты жил здесь в заточении. Попробуй перчика.

– Уже пробовал, – ответил Томас Хадсон.

– Наслышался я о твоем прошлом, – сказал Джонни. – Не пудри мне мозги, рассказывая о славных приключениях. Может, ты все выдумал. Знаю-знаю… Может, ты вообще первый привел всех в Патагонию верхом на яках. Но я современный человек. Послушай, Томми. Я ел перцы, начиненные лососем. Начиненные треской. Чилийским тунцом. Грудкой мексиканского голубя. Индюшатиной и мясом крота. Чем только не фаршируют эти перцы, и я все перепробовал. Чувствовал себя при этом, черт возьми, чуть ли не властелином мира. Но все это извращения. Нет ничего лучше вот этого длинного, вялого, неприглядного, ничем не фаршированного старого перца с соусом из чупанго.

Вот черт, – выдохнул он снова сквозь сложенный трубочкой язык. – Слишком много откусил.

На этот раз Джонни основательно приложился к «Тому Коллинзу».

– Лишний повод выпить, – объяснил он. – Жжет, собака, надо охладить чертову глотку. А ты что будешь?

– Пожалуй, опять джин с тоником.

– Эй, бой! – крикнул Джонни. – Один джин с тоником для господина.

Нанятый капитаном местный юноша, по имени Фред, принес спиртное.

– Пожалуйста, мистер Том.

– Спасибо, Фред, – поблагодарил Томас Хадсон юношу. – Боже, храни королеву, – и приятели выпили.

– А где наш старый греховодник?

– У себя дома. Скоро придет.

Джонни пожевал еще один стручок – теперь уже без комментариев, допил спиртное и спросил:

– Ну а на самом деле как ты тут, старик?

– Нормально, – ответил Томас Хадсон. – Я привык жить один и много работаю.

– И тебе здесь нравится? Я имею в виду – жить постоянно?

– Ты знаешь, да. Устал мотаться по свету. Лучше уж здесь. Мне здесь неплохо, Джонни. Совсем неплохо.

– Хорошее место, – согласился Джонни. – Хорошее – для парней вроде тебя, с богатым внутренним содержанием. А для такого, как я, который сам не знает, чего хочет, тут погибель. Скажи, правда, что Роджер подался в красные?