– Спокойной ночи, Катя, – так же сухо, даже с какой-то легкой обидой ответил Цзинь.

Почти сразу он услышал тихое похрапывание жены. Он завидовал тому, как быстро она засыпала. Ему же приходилось долго ворочаться: он много думал перед сном. Около четырех месяцев его волновали отношения с Катей. Он не понимал, почему она так изменилась. Катя списывала все на усталость, на постоянную возню с детьми, на нехватку времени на себя, несмотря на помощь милой няни, которая появилась у них не так давно, на то, что она хотела снова начать ходить на кастинги, и на то, что на фоне всех этих событий у нее началась депрессия. Цзинь ее не понимал, но старался изо всех сил, чтобы как-то ей помочь. Но с каждым днем она все больше отдалялась, словно уже не испытывала никаких чувств к нему. Он больше не слышал искренности в ее “я люблю тебя” или “спокойной ночи, дорогой”. Никогда раньше она не называла его “дорогой”, и от этого это слово казалось похожим на грубость.

Цзинь очень рассчитывал на эту поездку. Он верил, что Мальдивы взбодрят ее. Он любил Катю, и чем больше она отдалялась, тем больше он боялся потерять ее. Но больше всего он боялся, что она перестала любить его. Он был уверен: единственное, что нельзя заставить человека делать, – это любить. Но также он осознавал, что, даже если Катя его разлюбит, он все равно ее не отпустит. Эта девушка должна навсегда остаться с ним. Вот как он ее любит!

Луиса и Пако

– Почему ты еще на кровати? – заорала Луиса при входе в квартиру, увидев Пако, играющего в приставку.

– Да я уже почти готов, – спокойно ответил Пако.

– Я же сказала, чтобы ты стоял на выходе к двум часам! Я приехала позже, а у тебя даже чемодан не собран!

Пако был рассержен. Он почувствовал, как его лицо начинает заливаться яркой краской. Чтобы не вспылить и не превратить ссору в очередной скандал, он глубоко вдохнул воздух, который был пропитан запахом масляных красок и масла. У окна стоял холст, на котором виднелся набросок очередной картины. Луиса видела его еще месяц назад, и за это время на холсте не появилось ни одного нового штриха. Она подошла к подоконнику, который был засыпан пеплом и заляпан жирной краской. Сложно было назвать Пако аккуратным, поэтому у них было правило: рисовать он может только в небольшой комнате, самой ближней к выходу. Квартира находилась недалеко от центра Барселоны; она досталась Луисе от бабушки как единственной внучке. Но после того как они съехались с Пако, могло показаться, что в квартире жил только Пако: его вещи были раскиданы повсюду. Луиса же складывала свои вещи аккуратно в шкаф и ненавидела беспорядок.

Пако взял вещи, лежащие на старом потертом диване, и кинул их в открытый чемодан.

– У тебя есть пятнадцать минут на все, – строго сказала Луиса.

– Но я еще не был в душе!

– Пятнадцать минуть! – заорала женщина и достала пачку сигарет из кармана серых широких брюк, скроенных в стиле восьмидесятых.

– Прекрати на меня орать! – прокричал Пако.

Луиса положила пачку сигарет обратно в карман, так и не закурив.

– Хорошо, – сказала рассерженная Луиса. – У тебя осталось десять минут, потом я уезжаю одна.

Она прошла в спальню, чтобы взять чемодан, который она собрала еще вчера вечером. В спальне окна выходили на юг, поэтому из-за постоянного солнца там было почти всегда душно. Все пространство было заполнено ярким светом. Луиса раздраженно подошла к незаправленной кровати, подняла простыню, которая валялась на полу, накрыла ею кровать, а потом вышла с чемоданом в коридор. В дверном проеме она увидела, как Пако застегивал штаны.