– Господи, нет.

– Почему нет? Она прислушивается к тебе гораздо больше, чем может показаться.

Сэм покачал головой.

– Это больше не в моей компетенции. Мне казалось, что я какое-то время отчасти заменял папу, ну, ты понимаешь, а потом, когда с тобой случилось это, – он показал вилкой на руку Саймона, – ну, тебя. Вроде как. А теперь у нее…

– Вроде как…

– Ну да, да… теперь у нее есть муж. Можно еще тостов?

Пока они ехали на пристань, на небе перемешались траурный черный и стальной серый и ветер утих, но море по-прежнему хлестало волнами. Они захватили еду и бумагу.

– Оставим все здесь и пойдем. Не хочешь сначала по пинте?

Бар был наполовину пуст.

– Что, добрался целым? – посмеялся Йен, наливая им пива. – Не побоялся-таки рискнуть жизнью в джипе Сэнди.

– Она молодец.

– Она лучше всех, вот что я тебе скажу. Ты посмотри, Саймон! Парень уже выше тебя, заметил?

– Ерунда! – Саймон бросил деньги на стойку. – Спасибо, что присмотрели за ним вчера вечером.

– Что он прилип к Сэнди с ее машиной? – Они заняли стол у окна. – Она прекрасно водит.

– Конечно, прекрасно – это талант, ездить по местным дорогам в дождь и ветер. Он просто дурака валяет. Плюс нельзя не подшутить над женщиной. Они хорошие ребята, но тут по-прежнему так.

– Другой мир.

– Так и есть. Если мы доберемся до вершины, то пройдем мимо ее дома… Он в закутке с восточной стороны.

– «В закутке». Да уж. Не стоит тебе оставаться здесь надолго.

Саймон сделал большой глоток, ничего не ответив. Но задумался. Он постоянно задумывался в последнее время. На сколько он останется, может ли он остаться, хочет ли он остаться? Или он просто пытается увильнуть от возвращения к нормальной жизни – то есть к тому, во что превратится нормальная жизнь с бионической рукой, как ее нарек Робби? Он все еще на больничном и имеет право оставаться на нем до тех пор, пока ему не предоставят последнюю версию протеза и он не научится с ним нормально управляться. Все решения – после.

Они упорно лезли наверх, и ветер дул им в спины. Они не разговаривали, полностью сосредоточившись на скользкой каменистой дороге, и, дойдя до небольшой развилки, уселись на жесткий терн и стали смотреть на море. Ветер доносил до них брызги морских волн, но вдалеке небо уже прояснялось, и валы становились все ниже. Сэм жевал соломинку. Саймон попытался опереться на локти, но искусственная рука не выдерживала его вес, и он не смог спокойно улечься. Ему пришлось перевернуться на живот.

– Это там она живет? – Сэм показал на шиферную крышу внизу.

– Нет, это пустой участок – со стороны выглядит ничего, но на самом деле он, считай, заброшен. Есть еще несколько таких же с другой стороны острова. Здесь нельзя обеспечить себе мало-мальски сносную жизнь, просто имея небольшой кусок земли и пару куриц и овец. Нужно что-то еще – поэтому тут сдают дома. Правда, приезжают сюда только после Пасхи и до сентября и обязательно требуют все удобства – конечно, если это не туристы или натуралисты, которым нужна только горячая вода и место, где можно приготовить еду. Нельзя брать большую плату, если не наводить лоск. А наводить лоск тут не любят, и это тут самое приятное.

– Я подумал о медицине, – сказал Сэм, перекинув соломинку из одного уголка рта в другой.

Саймон ничего не сказал и не изменил выражения лица.

– Что ты думаешь?

Молчание.

– Это не… То есть это просто вариант. Но это не та область медицины, о которой ты думаешь.

– Я ни о чем не думаю. Ты должен мне сказать.

– Паталогическая анатомия.

– В смысле клиническая?

– Нет, криминальная.