– Так помните, – сказал доктор, – я говорю вам по чистой совести: слово «ром» и слово «смерть» для вас означают одно и то же.

Взяв меня за руку, он отправился к моему больному отцу.

– Пустяки, – сказал он, едва мы закрыли за собой дверь. Я выпустил из него столько крови, что он надолго успокоится. Неделю пусть лежит в постели, это полезно и для него и для вас. Но второго удара ему не пережить.

Около полудня я вошел к капитану с прохладительным питьем и лекарством. Он лежал в том же положении, как мы его оставили, только немного повыше. Он показался мне очень слабым и в то же время очень возбужденным.

– Джим, – сказал он, – ты один здесь чего-нибудь стоишь. И ты знаешь: я всегда был добр к тебе. Не было месяца, чтобы я не давал тебе четыре пенса серебром. Видишь, друг, мне скверно, я всеми покинут! И, Джим, ты принесешь мне кружечку рома, не правда ли?

– Доктор… – начал я.

Но он принялся ругать доктора слабым голосом, но очень сердито.

– Все доктора – бездельники, – сказал он. – А этот ваш здешний доктор – ну что он понимает в моряках? Я бывал в таких странах, где жарко, как в кипящей смоле, где люди так и падали от Желтого Джека, а от землетрясений на суше стояла качка, словно на море. Что знает ваш доктор об этих местах? И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом, и если я сейчас не выпью рому, я буду как бедный старый корабль, выкинутый на берег штормом. И моя кровь падет на тебя, Джим, и на этого треклятого доктора…

И он снова разразился ругательствами.

– Посмотри, Джим, как дрожат мои пальцы, – продолжал он жалобным голосом. – Я не могу остановить их, чтобы они не дрожали. У меня сегодня не было ни капли во рту. Этот доктор – дурак, уверяю тебя. Если я не выпью рому, Джим, мне будут мерещиться ужасы. Кое-что я уже видел, ей-богу! Я видел старого Флинта, он там, в углу, у тебя за спиной. Видел его ясно, как живого. А когда мне мерещатся ужасы, я становлюсь как зверь – я ведь человек дикий. Ваш доктор сам сказал, что один стаканчик меня не убьет. Я дам тебе золотую гинею за одну кружечку, Джим!

Он клянчил все настойчивее и был так взбудоражен, что я испугался, как бы его не услышал отец. Отцу в тот день было особенно плохо, и он нуждался в полном покое. К тому же меня ободряли слова доктора, что один стакан не повредит капитану.

– Не нужно мне ваших денег, – ответил я, потому что предложение взятки очень оскорбило меня. – Заплатите лучше то, что вы должны моему отцу. Я принесу вам стакан, но только один-единственный.

Я принес стакан рому. Он жадно схватил его и выпил до дна.

– Вот и хорошо! – сказал он. – Мне сразу же стало лучше. Послушай, друг, доктор не говорил, сколько мне лежать на этой койке?

– По крайней мере неделю, – сказал я.

– Гром и молния! – вскричал капитан. – Неделю! Если я буду лежать неделю, они успеют прислать мне черную метку. Эти люди уже пронюхали, где я, – моты и лодыри, которые не могли сберечь свое и зарятся теперь на чужое. Разве так настоящие моряки поступают? Вот я, например: я человек бережливый, никогда не сорил деньгами и не желаю терять нажитого. Я опять их надую. Я отчалю от этого рифа и опять оставлю их всех в дураках.

С этими словами он стал медленно приподниматься, схватив меня за плечо с такой силой, что я чуть не закричал от боли. Тяжело, как колоды, опустились его ноги на пол. И его пылкая речь совершенно не соответствовала еле слышному голосу.

После того как он сел на кровати, он долго не мог выговорить ни слова, но наконец произнес: