– Мы как раз едем на Биргер Ярлсгатан.
– Куда, простите?
– Это большая улица. Если не самая большая в Стокгольме, – улыбнулась Мара. – Наверняка там есть какой-нибудь отель.
– Я буду очень благодарна! – выдохнула женщина и снова поправила сползающую сумку. – Кстати, я – Татьяна.
– Тамара.
Сэм наблюдал за беседой крайне настороженно, и еще сильнее нахмурился, когда незнакомка увязалась за ними к стоянке такси.
– Кто она? – тихо спросил он по дороге.
Старый Нанук не знал русского, и теперь со свойственным ему подозрением косился на яркую попутчицу.
– Понятия не имею, – беззаботно отозвалась Мара. – Просто туристка.
– Ты всегда так доверяешь людям?
– Перестань, ты только посмотри на нее! Ее психологический возраст даже меньше моего!
– Чушь, – проворчал дед. – Человеку столько лет, сколько он прожил. Все остальное – ложь.
Но Мара не обратила внимания на стариковские глупости. Она была рада хоть одному приятному собеседнику во всей этой кутерьме. Человеку, который далек от Совета, Союза… Если не считать Советского Союза, конечно.
К счастью, настоять на своем Сэм не успел: машина подъехала мгновенно.
– Приехали отдыхать? – поинтересовалась Мара, устроившись рядом с Татьяной на заднем сиденье такси.
– Смеешься? – весело хмыкнула та. – Вон, какой холод. Нет, по работе. Если бы я выбирала, приехала бы сюда весной. А ты как оказалась в Швеции?
– Учусь, – Мара посерьезнела. – Закрытая школа. По правде говоря, я сюда перебралась насовсем.
– И как тебе? – женщина ободряюще улыбнулась, видно, старалась сменить тему. – Нравится или скучаешь по России?
Мара не стала упоминать детский дом, чтобы не выглядеть несчастной сироткой. Просто дернула плечами и равнодушно цокнула.
– Не знаю… Везде свои сложности.
– Это да, – Татьяна поджала губы и опустила взгляд. – Я слышала, что произошло сегодня в порту. Подумать только: пожилой человек сгорел заживо! Никому бы не пожелала такого!
– Я его знала, – Мара принялась сосредоточенно ковырять заусенец. – Он работал в нашей школе. Хороший был! Странный только.
– Почему странный?
– Жил сам по себе, никому ничего не рассказывал. Мы с друзьями считаем, что он вообще вел двойную жизнь… Но это так, подозрения. У меня есть подруга, Брин. Не представляете, какая фантазерка!
Мара сама не заметила, как разговорилась. Никогда не считала себя болтушкой, но незнакомцу, которого никогда больше не увидишь, как-то легче выложить все, что накопилось на душе. К тому же, снова общаться на русском оказалось так естественно и приятно, что Мара никак не могла остановиться.
Разумеется, она не стала рассказывать про перевертышей и всякие политические тонкости, но с удовольствием поведала Татьяне и про друзей, и про одинокого старика Густава…
– Жаль, что я его больше не увижу… – задумчиво подытожила Мара, и вдруг запнулась: уж слишком внимательно слушала ее попутчица. – Постойте… А откуда вы знаете, что на лодке сгорел пожилой мужчина?
Она не могла перепутать: детектив ясно сказал, что информацию пока не разглашали.
– Наверное, мельком услышала по местному радио… – замялась Татьяна.
– Вы же не говорите по-шведски! – Мара прищурилась, почти как ее дед пятнадцать минут назад. – Скажите правду: кто вы такая?
Женщина снова поджала губы, и с ее лица исчезла вся детская непосредственность. Вздохнув, она сунула руку в карман пальто и вытащила блестящий значок с изображением солнца.
– Детектив Кошкина, – представилась она без улыбки. – Верховный Совет солнцерожденных, следственный департамент.