«Как вы можете…»

«Не вскидывайтесь. В конце концов, он интересный мужчина. Пишите же. Сударыня».

«Еще раз?»

«Да. Сударыня, вдобавок ко всему я обречен опочить, ослепнув. Не вы ли в два аламбика претворили мои очеса, гоня из них жизнь по капле? И отчего происходит, что чем больше взоры мои увлажняются, тем пылают сильнее? Мой создатель, излепил ли он не из глины мое туловище, давшей существование первому человеку, а из извести, и влага, точимая очами, гасит ее? И отчего происходит, что изничтоженное умеет прозябать и изыскивает новые слезы, дабы изничтожать меня беспредельно?»

«Не слишком?»

«К торжественному случаю – торжественное сравнение».

Роберт уже не возражал. Ему казалось, что он уже не он, а Новарская Дева, и что он ощущает все то, что она ощутит, когда прочтет эти строки. Сен-Савен диктовал.

«Вы оставили в сердце у меня, его покидая, наглую захватчицу, и она есть ваша тень и бахвалится, будто властвует надо мною в жизни и в смерти. Вы удалились от меня, как монархи отходят от лобного места из нежелания выслушивать мольбы пытаемых о помиловании. Если моя душа и моя любовь представляют собою два чистейших вздоха, когда буду умирать, я закляну Агонию, дабы вздох любови моей расставался с телом в наипоследнюю очередь, и тем образом совершу – в виде последнего подношения – чудо, которым вы сможете гордиться: хотя бы миг, но о вас продолжит воздыхать тело уже бездуховное».

«Бездуховное. Конец?»

«Нет, погодите, нужен финал с вывертом…»

«Как это?»

«Усилие ума, которым будет подмечена неслыханная до этой поры связь между двумя предметами, превосходящая любое наше соображение, так чтобы в этом занимательном упражнении таланта весело затмилось всякое понятие о сущности вещей».

«Я не понял…»

«Сейчас поймете. Вот: повернем вспять все сказанное прежде, вы еще, к счастию, не умерли, и дадим ей возможность воспрепятствовать умиранию. Пишите. Вы, может быть, преуспеете еще, сударыня, меня спасти. Я отдал вам свое сердце. Но как мне существовать без этого двигателя жизни? Не прошу вас вернуть его, ибо только в сладчайшей неволе располагает оно преславнейшей из свобод. Однако прошу, пришлите ко мне в замену сердце ваше, ибо не найти поместилища более достойного, чтоб почтить его. Чтобы жить, вам нет нужды в двух сердцах. Мое же бьется в вашу честь настолько мощно, что может обеспечить вам наивековечнейшее из пыланий».

Он крутнулся на каблуках и раскланялся, как артист в ожидании рукоплесканий. «Что, разве не великолепно?»

«Великолепно? Да… но, как бы сказать… немного комично. С чего бы этой даме бегать по Казале и вручать и принимать сердца, подобно разносчику?»

Конец ознакомительного фрагмента.